вал свою историю значительно стройней, опуская ненужные подробности и случайные повторения.
Помощник заместителя выслушал Семена Семеновича с большим вниманием и явным доброжелательством.
Как только Семен Семенович умолк, он поднялся, в последний раз стряхнул свои автоматические ручки, распределил их по карманам и решительно произнёс:
— Это для нас не вопрос! — после чего легонько постучал пальцем в стену.
На стук вошёл уже совсем вежливый заместитель помощника — человек с внешностью, напоминавшей значок «параграф», — пузатенький, с лебединой шеей и тонкими согнутыми ножками.
— Выслушаете товарища, — сказал помощник заместителя заместителю помощника. — Примите меры, немедленно доложите!
Сверхвежливый заместитель помощника извинился за беспокойство, поблагодарил за доверие, и не успел Гребешков опомниться, как он уже очутился в другом кабинете. Здесь телефона уже не было. На столе лежала только отводная трубка.
— Я вас внимательно слушаю! — изящно выгнул свою лебединую шею человек-параграф.
—На столе стоял графин... — профессионально начал Гребешков и вдруг обозлился. Он поймал себя на том, что в третий раз, неизвестно для чего, повторяет один и тот же нехитрый рассказ о графине и стакане.
—На столе стоял графин... — буксуя, повторил Гребешков и сердито усмехнулся. — Управляющий выпил стакан жидкости... — продолжал он слогом человека, диктующего телеграмму и пытающегося сэкономить при этом каждые двадцать пять копеек.
— Где управляющий?! Что это за бюрократизм такой?!— вырвалось из него сразу на рубль семьдесят пять копеек, не считая знаков препинания.
При слове «бюрократизм» заместитель помощника всполошился, вскочил с места, вытянул свою лебединую шею, совсем по-гусиному прошипел: «Простите, одну минуточку!» —-и стремительно выбежал из комнаты. Через полминуты он, задыхаясь, вбежал в кабинет начальника с самостоятельным телефоном. Оттуда, быстро посоветовавшись между собой, они созвонились с человеком из кабинета с двумя телефонами. Не теряя темпа, все трое сбежались в коридоре, взволнованно пошушукались и промчались в кабинет, у двери которого надрывались сразу три аппарата...
Для того чтобы понять, почему неосторожно брошенное Гребешковым слово «бюрократизм» вызвало такую панику в Раймяу, надо вернуться на три недели назад. Именно тогда в этом уважаемом учреждении по личной инициативе товарища Залыгина была начата решительная кампания по борьбе с бюрократизмом.
За истекший период сделано было немало. Под непосредственным руководством управляющего было проведено двадцать три расширенных совещания, где подробно обсуждались все методы искоренения канцелярско-заседательского стиля работы.
