Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники | страница 20



— Да нет! Что вы! Я хочу, чтобы вы похлопотали за меня в академии насчет льготы, а я уж постараюсь догнать в учебе остальных. В лепешку расшибусь, товарищ Каганович, а догоню.

— Ты где остановился?

— В гостинице «Националь».

— Ну, поживи там пока, а я выясню и позвоню, — пообещал Каганович, сел в автомобиль и укатил.

«Забудет», — подумал с тоской Хрущев, глядя вслед уменьшающемуся в размерах авто. Затем вздохнул и побрел назад, в гостиницу, прикидывая, на сколько дней хватит денег, чтобы и за номер платить, а за столовую. Получалось, что не больше, чем на неделю. Опять же, детей в школу надо пристраивать, а в какую, и надо ли, если положение такое неопределенное?

На курсы марксизма-ленинизма Хрущеву идти не хотелось: не видел в них никакого проку. Ну, закончит он курсы, вернется в Киев, и продолжится все та же мутатень: принять в партию, исключить из партии, постановления, решения и прочая — бумаги, бумаги, бумаги, черт бы их побрал! Ну, станет секретарем какого-нибудь захудалого района, ну, в лучшем случае, доберется до области… если дадут. Зато диплом промышленной академии открывал перед ним широкие перспективы, начиная от директора завода, кончая министром на той же Украине, то есть открывал доступ к живому и наглядному делу, где правила грамматики не играли никакой роли.

Каганович, против ожидания, позвонил дня через три и сообщил, что дело улажено, пожелав Хрущеву успехов на ниве промышленной науки.

— Вот, — говорил Никита своей жене Нине, потирая руки: — Это тебе не при старом режиме: тут товарищеская чуткость проявляется и верность партийному слову.

Через несколько дней Хрущев со своей семьей перебрался в общежитие академии, где ему была предоставлена двухкомнатная квартира: одну комнату он занял сам с женой и маленькой дочкой, другую — старшие дети и няня. Стипендию положили приличную, в столовой при академии блюда хотя и не слишком разнообразны, зато дешевы. А на вынос в собственных судках, так еще и со скидкой. Так что все устроилось наилучшим образом, а в себе Хрущев был уверен.

И первое время он с головой ушел в учебу, догоняя более образованных сокурсников. Однако жизнь в стране била ключом — и это мягко сказано: она била фонтаном, гейзером, извержением вулканов. Как раз к тому времени достигла своего апогея борьба с «правым уклоном», который возглавляли Бухарин, Рыков, Томский, Угланов и прочие. А у Хрущева уже имелся печальный опыт, приобретенный все в той же Юзовке… э-э… никак не привыкнешь… в Сталино: там он по молодости лет и неопытности ввязался в политическую борьбу на стороне Троцкого — и проиграл вместе с ним. Наука пошла на пользу. После этого Хрущев стал осторожнее в выборе направления и вождя, его возглавляющего, — и угадал, выбрав середину, на которой стоял Сталин.