они всего лишь больные; они болели всегда,
но диагноз был поставлен только вчера —
позавчера мы называли их одними из нас,
теперь мы зовем их иначе
и санитары охраняют границу миров
когда граница трещит, они зовут докторов,
и доктора уверяют всех тех, кто здоров,
что граница реальна
а я стою на границе; я не там и не здесь,
я знаю про себя только то, что я есть
это, к сожалению, последняя весть,
которую мне подал рассудок
они бормочут в коридорах и рыдают в саду,
как призраки истины, как тени в аду,
но это не ад, это только распад:
ад был в призрачном прошлом
я не знаю их имен, но я знаю их дела
я вижу их лица, ощущаю их тела —
они хранят отпечатки той, что в них жила:
души, зовущейся верой
я слушаю их речи сквозь помехи тревог
это радио, в котором диктор сам Бог
от можно и нельзя их охраняет замóк
и Эскулап из алебастра
вот, послушайте: это говорит Журналист,
весь в гипсе и белый, как газетный лист —
Я вступил на полосы газет, как на паркет,
но поскользнулся на надраенной лжи…
его перебивает, не дослушав, фармацевт,
пробивавший по звонку дефицитный рецепт:
я позвонил себе, как только врач сказал мне: рак —
но забыл сказать что я от Петрова…
его сменяет Девушка семнадцати лет,
ее слезы в темноте лучатся как свет:
Мурлыкая как кот, он сказал — через год —
но все абрикосы замерзли…
тихо и светло смеется Прокурор,
у него голубой и невинный взор:
Мне принесли одно дело под надзор,
я открыл — мое имя…
их ряды прибывают, их речам нет конца,
мое сознанье — металл тяжелее свинца
