— Ну вот, он уже спит, — с досадой бросил Ренье и, встряхнув приятеля, громко крикнул чуть ли не в ухо: — Эй, Франсуа, проснись!
— Да я не сплю, — буркнул тот.
— Нет, спишь. Просыпайся.
Встав из-за стола, Монтиньи предложил:
— Пошли. Я тебя провожу. Пора.
Понурив голову, Франсуа брел следом за Ренье, стараясь идти как можно медленнее, в надежде, что вдруг случайно им повстречается Марион, но этого не случилось, и он уже просто не знал, что думать.
Каждый день он вставал спозаранку, чтобы не возбудить у каноника подозрений, и в мыслях у него была только эта женщина, а когда приходил на улицу Фуар, где Жан де Конфлан преподавал ему и множеству других школяров логику, философию Аристотеля, грамматику, синтаксис, то витал в облаках, и никакого проку от занятий не было. Хотя был уже конец ноября, и до первых экзаменов оставалось меньше четырех месяцев. Но Франсуа было наплевать. Он лениво отвечал со скамьи на вопросы наставника — иногда правильно, чаще неверно, путая то немногое, что сумел ему вдолбить заботливый дядюшка, — и оставался совершенно безразличен и к порицаниям, и к похвалам. Этот затхлый зал на улице Фуар был ненавистен ему. Неистребимый запах грязи, гнилой соломы, которую стелили на пол, сырости, немытых тел вызывал тошноту, и Франсуа, чтобы не думать о нем, вспоминал сладостный аромат той, которую никак не мог забыть, которую любил. Потому что он и вправду любил ее. Только ее. Страстно желал, и никто на целом свете, кроме Марион, не нравился ему.
Когда Колен возвратился в Париж и увидел Франсуа, то удивился, что у того такой унылый и мрачный вид.
— Что с тобой? — спросил Колен. — Ты заболел?
Франсуа все начистоту рассказал ему.
— Ладно, я этим займусь, — не раздумывая, заявил Колен и отправился на улицу Макон, велев школяру ждать поблизости. — Стой тут, и если я позову, прибегай.
Вышел Колен из каморки меньше чем через четверть часа, невозможно злой на Франсуа, и сообщил:
— Твое место занято, хахаль ты моченый! У нее уже есть другой.
— Как так?!
— А вот так! — рявкнул Колен. — Другой. Ты проворонил ее.
И сплюнув с презрительным видом, он завернул такое богохульство, что пристыженный школяр плелся за ним, не раскрывая рта, пока они не встретились с Монтиньи.
— Ты видишь этого… — показав пальцем на школяра, чтобы еще больше унизить его, начал Колен свой рассказ про то, какой олух этот Франсуа.
Но Франсуа решил, что с него хватит слушать насмешки Колена. И вообще, он больше не намерен терпеть, что с ним обращаются как с последним сопляком. Да еще из-за чего? Из-за Марион! Тоже мне, большое дело! Кто она такая, эта девка? Дерьмо, даже меньше, чем дерьмо! Да плевать ему на нее! Ладно, он ее упустил, но быстренько найдет другую. Когда пожелает. Нет ничего проще.
