И действительно, не прошло и года, как, став премьер–министром, Витте поручил Н. Н. Кутлеру разработать законопроект о «дополнительном наделении крестьян землей».
Как известно, Николай II воспрепятствовал принятию этого законопроекта. Однако из этого не следует, что император знал правду о крестьянском переедании. В рескрипте о назначении П. Л. Барка на должность министра финансов царь писал, в частности, о том, что во время поездки по России он видел «печальную картину народной немощи, семейной нищеты и заброшенности хозяйств» — то есть наблюдал все ту же виртуальную реальность.[43]
Итак, если следовать логике Миронова, то из приведенных выше высказываний получается, что не только вся русская «общественность», не только народ, но и правительство, и сам царь находились в плену виртуальной реальности, были совершенно оболванены либеральной пропагандой и жили в каком–то зазеркалье.
И революция 1917 года тоже происходила в виртуальной реальности. По Миронову, хлеба было более чем достаточно. «В Петрограде накануне февральских событий хлеба выдавалось в день на человека полтора фунта (615 г.), рабочим — 2 фунта (820 г.)», — пишет Миронов.[44] А либеральные газеты создавали виртуальную реальность, они писали, что ничего не «выдавалось», что для того, чтобы купить хлеб, нужно было стоять в очереди ночами. «Продовольственный кризис в Петрограде обострился, — писала газета „Речь“ 11 февраля. — Многих необходимых продуктов или вовсе нет, или есть в недостаточном количестве. У кого нет запаса пшеничной муки, тот и за любые деньги приобрести ее не может. У мелочных лавок и у булочных тысячи обывателей стоят в хвостах, несмотря на трескучие морозы, в надежде купить булку или черный хлеб…» И власти верили в эту виртуальную реальность; полиция в своих донесениях подтверждала этот «черный пиар». «Почти всем полицейским чинам приходится ежедневно слышать жалобы, что не ели хлеба по два–три дня и более, поэтому легко можно ожидать крупных уличных беспорядков, — рапортовал один из приставов Выборгской части. — Острота положения достигла таких размеров, что некоторые, дождавшись покупки фунтов двух хлеба, крестятся и плачут от радости»[45]. «Если население еще не устраивает „голодные бунты“, — докладывал начальник петроградской охранки генерал Глобачев, — то это еще не означает, что оно их не устроит в самом ближайшем будущем: озлобление растет, и конца его росту не видать <…>. А что подобного рода стихийные выступления народных масс явятся первым и последним этапом на пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной для всех — анархической революции — сомневаться не приходится».
