– Перун был громовержцем, – улыбнулся Кузьмичев. – А бога войны наши предки звали Воданом. Викинги говорили – Один.
– Водан – лучше звучит! – согласился Марк. – Кто за?
Все, сидевшие на БМП, подняли руки с автоматами. Лязгнул люк, наружу выглянул Джафар с поднятой рукой.
– Я тоже за! – высказался он.
– За рычаги, живо! – шуганул его Переверзев, и механик-водитель просыпался на место.
БМД выехала на обрыв. Промоина открылась вся, занятая по центру базой – балками, соединенными в неровный квадрат, разорванный только в одном месте. Внутри четырехугольника в ряд стояли платформы с ящиками и бочками, а снаружи фыркали четыре БМД. Дно промоины все было изрыто гусеницами.
– Сколько горючки сжег, вонь рейтузная… – проворчал Шматко.
– Да при чем тут горючка! – поднял голос Переверзев. – Какой вообще дурак ставит лагерь на низменности? Вон, их же отсюда перестрелять всех – нечего делать!
– Ну, какой дурак – это ясно… – хихикнул Шматко.
– А если дождь пойдет? – встрял рядовой Саксин. – Тут же зальет все!
– Цыц, солобон! – весело прижучил его Шматко. – Шо делать будем, товарищ полковник? Как держаться?
Голос его стал серьезен – Шматко уловил перемену политического момента.
– Вот что, – сказал Кузьмичев. – Все мы давали присягу, и никто от нее нас не освобождал. Но! Народ тут – это мы, это вон те – и-тэ-эр с мэ-нэ-эсами[12]
. Нас мало, но мы в тельняшках. Следить за порядком – вот наша задача! Баб охранять и гражданских – тут есть, от кого. Вот и все…
– Значить, – заключил Переверзев, – мы будем слушать вашу команду, товарищ полковник. Как скажете, так и будем делать!
– Тогда вперед.
БМД съехала по насыпи вниз и остановилась рядом с четырьмя однотипными машинами. От балков побежали люди.
Кузьмичев узнал Аллу, ее подружку Наташу Мальцеву, биологиню, доктора Ханина. Ни Лядов, ни Луценко не показывались.
– Ну, что? – спросила Наташа, отпыхиваясь. – Нашли?
– Нашли… – криво усмехнулся Георгий. Он поднялся на ноги.
Народ прибывал – почти все уже стояли и топтались вокруг БМД. Даже комендант с помполитом приблизились. Кузьмичев поглядел на Воронина – тот вздохнул и покачал головой.
– Значит, так, – громко, командирским голосом сказал полковник. – Все грузы пришли в полную негодность. Почему? Потому что нас поторопили с запуском. Потому что легенные ускорения сделали свое черное дело. Сбросили нас, товарищи, в восемьдесят втором, а сейчас… Ну, примерно две тысячи двухсотый год! Или двести двадцатый – точно неизвестно. Так что на дворе, товарищи, двадцать третий век!
