В десятом «Б», услышал я, Тецлаф настоятельно потребовал, чтобы ему сказали всю правду, и узнал, что фрау Маршалл говорила с ребятами о смерти учителя Юста. Почти весь урок.
— В каком я оказался положении, — продолжал Тецлаф, — только накануне я решительно пресек все их попытки обсуждать эту тему. Согласно распоряжению и собственному убеждению. В каком же я теперь положении?
Видно, создавшаяся ситуация очень и очень беспокоила Тецлафа. Так вот, стало быть, с чего он начал как классный руководитель? Теперь я обязан был поинтересоваться, правильно ли было вообще отдавать такое распоряжение.
— Меня они тоже спросили, — сказал я как можно спокойнее.
Оба посмотрели на меня. Карл даже приподнялся.
— Они, значит, хотят все знать, — проворчал Тецлаф, а подумал он, без сомнения, что это проба сил и вызов ему.
Я повторил его слова с совсем другим ударением:
— Да, они хотят все знать.
Штребелов решительно объявил:
— Коллега Маршалл нарушила обязательное для всех распоряжение. Мне придется привлечь ее к ответу. И вынести ей взыскание.
— Надо прежде как следует во всем разобраться, — предостерег я. — Мы же не знаем, как было дело. Коллега Тецлаф, тебя они спрашивали за день до этого. Стало быть, рассказ Анны Маршалл не мог послужить причиной.
— Не в этом дело, — возразил мне Штребелов. — Дело в самом факте — Анна Маршалл не выполнила распоряжения. И еще одно: почему она не выступила на нашем совещании, когда мы обсуждали этот вопрос? Тогда она ни слова не сказала.
Меня на том совещании не было, но я помнил педсовет перед началом учебного года: тогда, сидя напротив Анны Маршалл, я недоумевал, почему она молчит, когда говорят о смерти Юста. Что тут происходило в предыдущие дни? Обсуждали они, вообще говоря, этот случай? Сомневаюсь. Если у Штребелова складывалось о чем-то мнение, он этот вопрос больше не обсуждал.
Вывод суровый, дорогой мой Кеене, но всего-навсего вывод, который ты так и не высказал. А что предпринял ты, чтобы изменить ход событий? Мало, слишком мало. А что ты делаешь сейчас? Тоже слишком мало. Дипломатничаешь. По сути же, сам не видишь выхода, сам с собой не в ладах.
— Может, неплохо бы мне еще разок поговорить с Анной Маршалл. Я ведь ее хорошо знаю, — сказал я.
Штребелов, усевшись в кресло, вскинул на меня глаза и постучал карандашом по столу, словно призывая к вниманию.
— Я бы не смог. Взбалмошная она какая-то, — сказал Тецлаф.
— Вздор, — возразил я, — есть у нее странности в характере. Но у кого их нет.
