— Похоже, вам изрядно досталось, — осторожно прокомментировал Джим.
От взгляда Бьюлы ему сделалось не по себе.
— Да уж, — подтвердила она, — изрядно. Но теперь жизнь дарит шанс, которого мне недоставало. И я не собираюсь отказываться от него. Если придется побороться за это замужество, то я буду бороться! Я считаю, что должна предупредить вас об этом.
— Со мной вам бороться необязательно: я не опекун Тимоти. Собственно, вам вообще ни с кем не придется бороться. Возможно, моей матери и не по душе этот брак, но если вы с Тимоти действительно друг друга любите, то она не станет вам мешать. С этой стороны вам нечего бояться.
— Я и не боюсь! — быстро ответила она.
— Правда? Как насчет небольшого совета?
— Что за совет?
— Если Тимоти надо узнать о вас или о вашей семье что-то еще, то скажите ему правду прямо сейчас! Не ждите, чтобы он выяснил все уже после свадьбы. Во-первых, так лучше, а во-вторых, шкаф со скелетами в доме не способствует счастью. Простите, если я вас обидел, но я люблю Тимоти и не хочу, чтобы ему причинили боль. Он вам полностью доверяет, а вот вы ему — нет. Я рублю с плеча, но вы сами этого захотели.
Бьюла вспыхнула, губы у нее задрожали.
— Не могу объяснить, но… Порой мне кажется, будто существует причина, по которой ему не следовало бы жениться на мне.
Кейн нахмурился:
— Честно говоря, я не очень-то вас понимаю. Подобная причина действительно существует?
— Нет! Только никто этому не поверит. Никто!
— Звучит мрачновато. Поверит ли Тимоти?
— Нет-нет, он не сможет!
— В таком случае вам лучше не выходить за него замуж, — спокойно заметил Кейн.
Пока молодой Харт вынашивал матримониальные планы, а заинтересованные лица тревожно размышляли, почему старший инспектор не проявляет к ним внимания, Хемингуэй не сидел без дела. После возвращения инспектора Гранта из банка Сэтона-Кэрью с пустыми руками они вдвоем отправились в особняк Годфри Паултона на Белгрейв-сквер. Величественный дворецкий, глядевший на них с терпеливой неприязнью, незадолго до обеда пригласил их в приемную в глубине дома и оставил там скучать, а сам отправился за распоряжениями к хозяйке. Когда он снова появился, Хемингуэй испугался, что у бедняги внезапный приступ тошноты.
— Ее светлость примет вас, — сообщил дворецкий, преодолев овладевшие им чувства ровно настолько, чтобы выдавить эти полные презрения слова. — Будьте так любезны следовать за мной.
— Вы ему это спустите? — обиженно пробормотал инспектор.
