— У всех останется! Терпи, пока оно твое, а то отберут большаки, взвоешь, да поздно будет!
Люди потихоньку разошлись.
После ужина папаша придрался к Афоне, что уши не мыты, и нещадно выпорол. Но Афоня понимал: злобу срывает, не хочет ехать в неизвестные местности.
Папаша помолился, наказал смотреть за скотиной, бабку кормить, не забывать, оседлал каурого и выехал за ворота…
В степи полыхал костер. Караульные, охранявшие аэроплан, мерзли от земляной сырости, тихонько ругались. Им хотелось по домам, но приказ был строгий: сберечь эту уродину для летающего британца, чего бы это ни стало.
Меж тем Генри Лоуфорд и его летнаб спокойно спали в возке, выложенном изнутри поповскими перинами и мягким сеном. Лоуфорд, несмотря на вынужденную посадку, полетом был доволен: в Астрахани по «эс-и-файфу» огонь был слабый, а, главное, коммодору Норрису можно сообщить прекрасное известие — красный флот стоит на якорях в устье Волги, на рейде и, судя по всему, будет стоять еще долго.
Время от времени Лоуфорд раскрывал глаза, смотрел на ясные звезды, на смутные тени всадников из охранения. Приключение было забавным. И забавными были эти туземцы в своем нищем поселении. Нет, будет о чем написать отцу… Пусть посмеется.
…Далеко от этого казачьего отряда, в тот же час, в палатке у флотских батарейцев на косе, тоже спали, сморенные усталостью, Щепкин и Свентицкий. Не видели они, как принесенное ими известие о том, что в Александров-форте нет белых войск и английских кораблей, привело в движение весь двенадцатифутовый рейд. В ночи флотилия гремела якорными цепями, перемигивалась прожекторами, спешно снималась с долгой стоянки, уходила на Александрово-форт, к далеким мангышлакским берегам, неся на борту десант…
Восемнадцатого мая англо-русская эскадра по тревоге тоже снялась с якорей и двинулась на северо-восток Каспия.
Коммодор Норрис, сэр, был вне себя. Стоя на мостике на ночной вахте, сигнальщик Коллинз видел, как коммодор нервничает, шагает яростно туда-сюда, склонив щекастое лицо и бурча под нос невнятное.
Меж тем причин для недовольства, кажется, не было. Эскадра шла ровно, двумя кильватерными колоннами, в ночи были видны слева и позади «Президента Крюгера» огненные факелы из труб, густой дым стлался над покойным морем.
Только когда на мостик поднялся, позевывая, русский старик — каперанг и начал осведомляться у коммодора о положении дел, Коллинз услышал то, что объяснило бешенство коммодора. Оказывается, эскадра идет на Александрово-форт, близ которого в бухте расположился весь красный флот, пришедший от Волги. Дней десять назад красные передвинулись, неожиданно для коммодора, с рейда к форту, высадили большой десант, захватили форт и флотскую радиостанцию. Посыльное судно «Лейла» с курьером генералом Гришиным-Алмазовым на борту, не подозревая о случившемся, связалось с фортом и получило ложное сообщение, что в форту все спокойно. Засим красный эсминец спокойненько вышел навстречу «Лейле», взял ее на абордаж. Курьер успел застрелиться, но документы, которые он вез для адмирала Колчака, и личное послание Деникина оказались в руках у красных.
