Британец положил машину на обратный курс. Город и Волгу оставил справа. Вскоре увидел — у небольшого села в степи стоит, расплываясь, столб дыма. Понял — кто-то из своих нашел последний аэродром именно здесь. Но снижаться не стал. Плыло медленно внизу зеленое море камышей, прошитое полосками и пятнами воды, открылся берег моря. Мотор работал ровно, и все было спокойно вокруг, словно шел обычный тренировочный полет.
Но сэр Генри работал автоматически, занятый неожиданными и непривычными думами. Откуда они взялись? Ведь аэродром был накрыт точно еще в первой бомбардировке! Сколько у них еще таких фанатиков? Боже, как глупо все получилось! Страх постепенно проходил. Ему уже снова хотелось увидеть облупленный красный нос, юркий силуэт темно-зеленого «ньюпора». Сегодня в чем-то тот, с нелепыми звездами на крыльях, оказался увереннее и сильнее. В чем? Неожиданность? Да! Но не только. Здесь был какой-то просчет. Он привык драться с противником, похожим на него самого. Никто не хочет умирать! Это было главным. И если у тебя крепче нервы, то ты заставишь любого вспомнить об этом в последнюю секунду и сломаться. Но этот сегодня заставил вспомнить почему-то простую истину его, Лоуфорда. Он чувствовал, сегодня не пилотаж, не мощь моторов решила судьбу боя. Неужели тот действительно не боялся смерти? Ну нет, этого быть не может! Никто не хочет умирать! И завтра же он должен, обязан вогнать этого мальчика — теперь он был уверен, что только юнец мог так безрассудно атаковать! — в землю.
Когда на аэродроме вытянули стрелка, он был без сознания, на губах пузырилась кровавая пена…
Раненого стрелка понесли на носилках к санитарной палатке, Лоуфорд смотрел вслед. На поле, хаотически разбросанные, стояли приземлившиеся раньше аэропланы.
Почти у самого барака из рифленки вверх колесами лежал помятый тяжелый «де-хэвиленд», вокруг него муравьями возились механики, видно кто-то при посадке не рассчитал, скапотировал, расшиб машину.
Никто не бежал навстречу Лоуфорду, поле было пустынным.
Он опустился на землю, чувствуя, как от усталости и пережитого подламываются ноги, лег на спину, уставился в раскаленное, белесое небо.
«Дурацкая, нелепая, сумасшедшая война! — думал англичанин сердито. — Русские сами не знают, чего хотят. Глупые приказы их главкома бросают отряд с места на место, и нигде нет настоящего успеха. Из-под Царицына снова вернули на прежнее место стоянки, в который раз нацелили на Астрахань, но никто не гарантирован, что завтра новый приказ снова не сорвет отряд с места, и его бросят куда-нибудь на север или на юг… А коммодор Норрис требует одного — Астрахань, Астрахань, Астрахань…»
