Он учитель, назовем его Маркус, и он планирует провести со своим классом учебную неделю, посвященную теме энергии, во время которой школьники должны будут разработать предложения по энергетической эффективности школьного здания. Это выражение встречалось в статьях несколько раз, он откладывает газету и записывает его под характеристиками нагрева, затем размышляет, сможет ли кто-нибудь из учеников, получив задание назвать слово, которое начинается буквосочетанием «эфф», угадать слово «эффективность».
Большим и указательным пальцами левой руки он чуть-чуть приподнимает очки, почесывает себе переносицу и переходит затем незаметно к обеим бровям.
Бросив взгляд в свой блокнот, он обращает внимание на то, что опять забыл, как правильно понимать словосочетание «неавтономный инвертор», хотя он приписал к этому слово «спортзал». Видимо, ему стоит поставить перед школьниками задачу записать на выставке все те выражения, которые будут им непонятны.
Он делает у себя соответствующую запись, потирает слегка уголки губ и затем читает вопросы к специалисту, сколько можно сберечь энергии при помощи энергетически эффективной электроустановки. Ответ: «Это трудно определить, так как каждая установка индивидуальна».
Он покачивает головой и сухо смеется. Для такого ответа поистине не нужен специалист. В то время как он переворачивает страницу левой рукой, правой он приподнимает дужку очков и почесывает средним пальцем за мочкой уха. На следующей странице его взгляд останавливается на фотографии в верхнем углу. На ней изображены спрашивающий и отвечающий, опять-таки специалисты, и слушающий наклоняет голову вбок, опирается локтями на стол и держит одну руку у рта таким образом, что его указательный палец находится прямо под носом.
Маркус наэлектризован. Наивному наблюдателю эта поза может показаться естественной, как ее обычно и воспринимают слушатели. Когда они хотят что-то сказать, им легче открыть рот, что обусловлено легким наклоном верхней части тела. Но для Маркуса эта картина имела иное значение.
Почему?
Он уже давно страдает от постоянного зуда, что поначалу никак не принимал всерьез. На это он реагировал так, как это очевидно предусмотрено нервной системой человека, он почесывал беспокоящее его место. Этим местом был поначалу прежде всего нос и его ближайшее окружение. Раздражение на кончике носа или между двумя дырочками в носу держалась до тех пор, пока он не прибегал к помощи своего пальца, чтобы устранить зуд. Часто у него было такое чувство, будто какое-то крошечное насекомое ползает по его лицу, он тогда молниеносно хватал себя за переносицу в уверенности, что он что-то схватит, хоть паутинку, но все было напрасно. Когда он читал лекции, он был поглощен этой работой, но как только он оставался один, он уже не мог не обращать внимания на то, что постоянно происходит и ему весьма досаждает. Его лицо стало полем битвы с незримым врагом, который пытается продвинуться к его кончику носа и при этом захватывает его уши, брови, скулы, подбородок или челюсть.
