Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения | страница 27
Старая башня, которая стояла поблизости, с грохотом и скрежетом рухнула, стая волков ринулась с опушки леса и напала на деревню, которую я только что покинул, транспортный самолет, из моторов которого било пламя, промчался вплотную над крышами деревни и рухнул на ее окраине в виноградники, где он оставил дымящуюся воронку, а на кладбище возле церкви разверзлись могилы, и процессия мертвецов поднялась и с пением псалмов направилась к переходу через шоссе.
Когда я, объятый страхом, вернулся в дом моих знакомых, у которых я гостил, они размахивали перед моим носом письмом с известием, что моя пьеса, над которой я работал три года, готовится к премьере в венском Бургтеатре.
Впрочем, все остальное без изменений.
Я еще немного помедлил, увидев во время одной из моих прогулок вблизи старой разрушенной башни на мощеной пешеходной дорожке маленький желтый огрызок карандаша. Он был весьма грязен, и, очевидно, его грифель был обломан.
Но моя слабость к карандашам победила.
Я подобрал огрызок, принес его домой, очистил от грязи, и, когда под ее заскорузлым слоем проявился номер 2, тот, каким я особенно любил писать, я воспринял это чуть ли не как выигрышный номер лотереи. Я очинил его, стараясь не обломить грифельный стержень, вставил огрызок в красный карандашный удлинитель и начал писать первые слова речи, которую я должен был держать впоследствии, и радовался, как хорошо бежал карандаш и как хорошо текли мои мысли.
С тех пор я начинаю все мои сочинения именно этим карандашом, который постепенно становится все меньше, и я с некоторым страхом предвижу тот момент, когда я уже не смогу его дальше очинивать.
Меня можно снова все чаще видеть на прогулках, и взгляд мой при этом все чаще устремлен не вдаль, а под ноги.
Я не могу устоять перед карандашами.
Когда они призывно разложены на рекламном стенде, я обязательно суну один из них в карман; то же самое и в номерах гостиниц, где они лежат наготове рядом с блокнотом у телефона, и не важно, что они порой никуда не годятся, я их забираю с собой.
Не таит ли в себе этот карандаш, говорю я себе, сотни слов и историй, которые он готов мне поведать, как только я возьму его в руки, склонившись над чистой страницей?
Вот так же во время одной из моих прогулок вблизи старой разрушенной башни я не мог не подобрать замеченный мною на мощеной пешеходной дорожке маленький желтый огрызок карандаша. Но как только я взял его в руки, чтобы потом очистить его бумажным носовым платком, его деревянная оболочка распалась и обнажила многократно обломанный грифельный стержень, так что он очевидно уже никуда не годился, тогда я снова выбросил этот огрызок и пошел дальше.