– Правда, командир, как насчет отпуска? – поинтересовалась Дитрих.
– Вы же знаете, не я решаю такие вопросы, – ответил Эйпон и тут же повысил голос, заглушая ленивую перебранку: – Ладно, хватит попусту молоть языками. Первый сбор через пятнадцать минут. К тому времени все должны выглядеть по-человечески, и большинству из вас придется хотя бы прикинуться людьми. Кончайте валять дурака.
Одежду, которая была на десантниках во время гиперсна, они побросали в инсинератор. Проще ее сжечь, а на обратный путь выдать каждому по новому комплекту, чем пытаться отстирать шорты и майки, которые не снимали несколько недель. Мощная струя воды смывала пот и грязь, приятно успокаивала. Сквозь облака пара Васкес, Хадсон и Ферро смотрели, как вытирается Рипли. Ополаскивая волосы, Васкес поинтересовалась:
– А это что еще за новобранец?
– Говорят, она здесь что-то вроде консультанта. Я о ней почти ничего не знаю, – ответила малышка Ферро, вытирая мускулистый и плоский, как стальная плита, живот, и с нарочитой значительностью добавила: – Однажды она видела чужого. По крайней мере так говорят.
– О-о-о! – Хадсон состроил рожу. – Я поражен.
Из раздевалки на них прикрикнул Эйпон. Он уже растирал полотенцем плечи и спину. Эйпон был не менее сухощав и мускулист, чем те из десантников, которые родились на двадцать лет позже его.
– Поторапливайтесь, поторапливайтесь. Вы, лентяи, всю воду израсходуете и регенерационная установка перегреется, пока вы помоетесь. Вперед, время вышло. Успеете испачкаться быстрее, чем отмыться от старой грязи.
В столовой все разделились на две группы. Так получилось само собой, не пришлось никому шептать на ухо или класть возле столовых приборов карточки с именами. Эйпон и его отряд заняли большой стол, а Рипли, Горман, Берк и Бишоп – стол поменьше. В ожидании, когда корабельный автоповар приготовит яичницу с эрзац-беконом, тосты и жаркое, приправы и витаминные добавки, каждый потягивал свой любимый напиток.
Десантников можно было различать по одежде. Здесь не существовало двух совершенно одинаковых форменных костюмов. Причиной тому были совсем не специальные знаки отличия, а личные вкусы и пристрастия. «Сулако» – не казарма, а Ахеронт – не плац для парадов и торжественных маршей. Изредка Эйпон выговаривал кому-нибудь за особенно противоречащую уставу деталь одежды, вроде того случая, когда Кроу явился в бронежилете со сделанным по компьютерному трафарету портретом своей последний подружки на спине. Но большей частью сержант позволял десантникам украшать свою форму так, как им нравилось.
