У входа в лабораторию стоял Шестьдесят третий. Увидев приближающегося товарища и голубой круг у него на груди, он тонко взвизгнул, поднял кулаки и бросился на него. «Тоже перенастроили», – подумал Двести семьдесят четвертый, закрывая лицо руками.
– Голубокругий! – с яростной ненавистью прошипел Шестьдесят третий и ударил товарища кулаком в грудь. Зазвенел металл. – Голубокругий! – беззвучно кричал он, нанося все новые и новые удары, теперь уже в голову.
Двести семьдесят четвертый на миг почувствовал, как что-то в его мозгу вспыхнуло, ярчайшим ослепительным сиянием и тут же погасло. И в то же мгновение словно лопнули какие-то плотины, из глубин мозга хлынули волны, смывшие его страх. «Почему он должен бить меня? Почему? Почему?» – подумал он и, как бы против своей воли, выбросил вперед правый кулак, вложив в удар всю мощь своего массивного металлического тела. Шестьдесят третий покатился по земле, издав беззвучный вопль.
Двести семьдесят четвертый влетел в лабораторию и захлопнул за собой дверь. Экипаж «Сызрани» приветствовал его веселыми криками.
– Ну, как там у вас идет пересадка эмоций? – спросил Густов. – Годятся вам наши эмоции или нет? А что это за голубой круг у вас на груди?
Не успел он задать вопрос, как дверь с лязгом распахнулась, и Шестьдесят третий, словно танк, ринулся на Двести семьдесят четвертого. Они сшиблись с громким лязгом и покатились по полу, остервенело колотя друг друга, стараясь дотянуться до аккумуляторов.
– Ни с места! – рявкнул Надеждин, видя, что Марков и Густов вот-вот бросятся вперед. – Спокойно!
– Коля, ты только посмотри, ты только посмотри, – шептал Густов, – они же искалечат друг друга.
Надеждин, тяжело дыша, развел руки в стороны, словно наседка крылья, удерживая товарищей.
– Нельзя, вы понимаете, остолопы, что мы не можем вмешиваться, не говоря уже о том, что эти бульдозеры в секунду раздавят нас…
Правая рука Двести семьдесят четвертого, царапая голубовато-белую поверхность тела противника, медленно подбиралась к аккумуляторной дверце. Еще мгновение – и дверца распахнулась. Сверкнуло несколько искорок, и Двести семьдесят четвертый выпрямился, торжествующе поднял в правой руке два плоских аккумулятора. Шестьдесят третий неподвижно лежал у его ног.
Внезапно кирд как-то обмяк, опустил руку и растерянно сказал:
– Не понимаю. Я же только объект второй реакции. – Он показал на свой голубой круг. – Меня самого перенастроили на первую реакцию, страх. А у меня откуда-то появилась и вторая реакция. Деф! Деф! Я стал дефом…
