Благотворительность снова стала модной. Конечно, деньги на благие цели можно было бы пожертвовать и просто так, без громких мероприятий. Но тогда красивый жест, того и гляди, останется незамеченным. Много ли будет ажиотажа после короткого сюжета по новостям: «Такой-то и такой-то пожертвовал такую-то сумму в пользу Фонда защиты животных и детской городской больницы»? Нет, если уж раздавать деньги, то с размахом, чтобы эта жертва хоть частично окупилась сопровождающим её пиаром и возвысила репутацию дарителя. И желательно совместить полезное с приятным. Например, организовать международный конкурс красоты — для своего удовольствия, а победительницу, как настоящую Мисс Вселенную, отправить по всему миру с полезными благотворительными миссиями, которые олигархи проспонсируют из своих карманов. Именно так и родился конкурс «МММ».
Арагорн ожидал от мероприятия большего. Больше прессы, больше ажиотажа, больше знакомых лиц. Думал, конкурс будет больше похож на какой-нибудь юбилей поп-звезды или свадьбу драгоценного отпрыска важного политика, куда слетаются раскручиваемые, раскручивающиеся, раскрученные и давно открутившие своё деятели шоу-бизнеса. Здесь же находились люди куда более серьезные и, за несколькими эксцентричными исключениями, без надобности перед камерами не мелькающие. Рассматривать их, гадая, кто из них магнат угольный, а кто — алмазный, оказалось занятием далеко не самым захватывающим. Общаться с ними, пожалуй, и вовсе не стоило — в завязавшейся с каким-то нефтяником светской беседе речь зашла про сталелитейный бизнес «СталЛКома», «представителем» которого они с братом являлись, и Арагорну пришлось выдумывать на ходу… А нефтяник после разговора выглядел подозрительно задумчивым.
Конквестор то и дело одергивал смокинг. Костюм сидел на нём идеально, как он сам убедился после первой же примерки. Но уж очень непривычно он себя в нём ощущал: Арагорн подозрительно косился на заостренные атласные лацканы и, особенно, на украшавшие боковые швы черных брюк блестящие шелковые полосы — галуны, вытягивал шею, зажатую немилосердно-жестким воротничком-стойкой белоснежной сорочки и все порывался ослабить бабочку. Василий то и дело поглядывал на него, раз за разом собираясь что-то сказать, но терпел и молчал. В конце концов, все-таки не выдержал:
— Ну что ты все вертишься! Можно подумать, на тебе костюм из крапивы!
Сам он, похоже, никаких неудобств от непривычного наряда не испытывал, и даже этот дурацкий атласный пояс его не напрягал. На первой примерке портной, такой строгий, что даже Катерина Федоровна казалась рядом с ним добродушной разговорчивой душечкой, обозвал пояс каким-то непонятным словом и торжественно вручил Василию, сообщив, что этот аксессуар должен прикрывать — вот это выражение Арагорн хорошо запомнил, уж больно оно ему понравилось — зону рискованной элегантности. А потом отступил на шаг и с едва заметным оттенком злорадства уставился на Василия, ожидая, что тот будет делать. Арагорну казалось, он так и читал во взгляде портного, настоящего мэтра своего дела, вынужденного разбрасываться талантом на каких-то заезжих неотесанных богатеев: «Понаехали тут из-за Урала с деньгами и думаете, что вышли в свет. А этикет, наверное, считаете какой-нибудь разновидностью растворителя красок».
