Широкий пляж буквально кишел людьми. Нет, ста тысяч там, конечно, не было. Но около десяти тысяч — наверняка. И все эти тысячи неорганизованной толпой двигалась куда-то в сторону Трои. Илья оглянулся на не сводящих с него глаз мирмидонов и последовал за греческим войском.
При свете дня прислонившаяся одним боком к плешивой пологой горе Троя совсем не впечатляла своими размерами и тем более не поражала архитектурными изысками. Да и великая неприступная стена, о которую разбилось немало армий древности, высотой, пожалуй, не дотягивала до обычного трехэтажного дома.
Зато перед сложенной из грубого камня стеной уже поджидала армия Трои и союзников. Лучники на стенах — пока от греков их отделяло метров триста-четыреста. Широкая лесополоса копий, за ней с правого фланга — небольшой отряд боевых колесниц, слева — довольно немногочисленная конница.
Илья прищурился и приставил козырьком ладонь ко лбу, пытаясь понять, что именно привлекло его внимание к наездникам. Через несколько мгновений сообразил и тихо присвистнул. То, что амазонки — это не вымысел, он прекрасно знал: воинственные кочевые племена, в которых царил матриархат, долгое время донимали скифов, а после ушли куда-то в низовья Дона и район Азовского моря, и именно там след легендарных женщин-воительниц оборвался… Но в глубине души Илья всегда полагал, что участие амазонок в Троянской войне — это вымысел Гомера, удачный способ украсить эпическое повествование пикантной деталью. Однако нет, вот они, амазонки, стоят отдельным отрядом среди конников троянского войска и явно рвутся в бой.
А вот у греков всадников оказалось куда меньше, чем у противников — всего одно подразделение. Впрочем, это и понятно — большую конницу на плоских кораблях-лодках перевезти затруднительно.
Греческая армия стояла не сплошным строем, войско каждого царства держалось отдельно; Илья насчитал с полтора десятка подразделений. Перед каждым из них на колесницах гордо застыли вожди. Интересно, может, и ему полагалось выехать вперед на колеснице? Как-никак, Ахилл все-таки возглавлял мирмидонов…
Наконец, Илья заметил и Агамемнона. Стоя на разукрашенной колеснице, царь экспрессивно потрясал руками и что-то выкрикивал. Илья не услышал ни слова — это только в кино слова пламенной речи военачальника доносятся до каждого солдата войска, а в реальности же большинство воинов вынуждены довольствоваться пантомимой и вовремя подхватывать клич.
Через пару минут Агамемнон, устав надрываться, замолчал, что стало сигналом для армии — раздался дружный рев, который, словно тяжелые жернова, перемалывал сомнения и страх рядовых солдат и заряжал их безумством боя. Он прокатился как волна — от центра, слышавшего речь царя и потому сразу принявшегося драть глотки, к дальним краям войска, где постепенно затих, а потом вновь поднялся, когда солдаты ринулись в бой.
