Женщина - половинка мужчины | страница 66



Но в это время со двора послышался крик Хэй Цзы:

— Оказывается, я задержался в отпуске! Нет, дайте мне поглядеть в глаза тому, кто осмелился урезать мне зарплату! Чуть что, и сразу козни строят?! Пускай этот умник едет в Пекин и все проверяет…

Потом послышался увещевающий голос Цао Сюэи:

— В чем дело, Хэй Цзы? Может, ты заболел? Кто сказал, что тебе урезают зарплату? — Секретарь прочистил горло. — Заходи, заходи. О лишних днях я уже с бухгалтерией договорился…


Это и есть любовь, женитьба? Я лежал под одеялом, ворочался, не в силах заснуть. Говорят, любовь — это самопожертвование. Но что я дал Ей? Ничего. Нет здесь любви. Одна физиология. И наша женитьба — это результат случайности, а не любви…

— Чжоу, эй, старина Чжоу! — вдруг позвал я громко. Мне необходимо было с кем-то поговорить.

Разбуженный Чжоу подскочил:

— Что? Что? В чем дело?

— Да так. Ничего особенного. — Я внезапно успокоился. — Спички есть?.. Покурить охота.

— Да спи ты! Спи! — недовольно ворча, он снова улегся. — Ты что, не знаешь, что я не курю? Откуда у меня спички?

Глава III

1

Я машинально подошел к стене и вгляделся в наклеенную на нее газету с фотографией: «Американские захватчики совершили массовое убийство во вьетнамском местечке Мэйлай». Фотография была маленькой и нечеткой. Можно было разглядеть только груду трупов.

Почему в наш новый дом попала именно эта газета, а в ней на самом видном месте — эта фотография? Я вдруг почувствовал отвращение. Но газету так и не сорвал.

А цветное одеяло! На нем вышиты два трактора, и каждый тащит за собою плуг. Очень впечатляет! Неужели мы под этим будем спать с Ней?

Оклеивать стены мне помогал Хэй Цзы. Он радостно притащил из конторы пачку газет, бросил их на пол и, закатывая рукава, сказал:

— Ну, дружище, учись! Никакой побелки! Оклеим газетами, и будет что надо. Ты слыхал, в Америке кто-то из газет даже дом построил!

Он работал, а я больше газеты читал. И вот на тебе — эта жуткая фотография.

Одеяло было подарком коллектива, который сплошь состоял из тех, кто исправлялся, перевоспитывался, сидел. Единственным исключением была та самая женщина-философ, жена Немого. Каждая семья сбросилась по два-три гривенника, а всего в нашей деревушке около ста домов. Всего — чуть больше двадцати юаней. Такая огромная и такая ничтожная сумма!

— Это я за одеялом ходила, — рассказывала тетушка Ма, которой пришлось прошагать за ним тридцать ли. — На другие цвета я и смотреть не стала! А уж это то, что надо, — ярко-ярко-красное, красота! Небось и самим нравится? На будущий год, глядишь, прибавление будет!