— Вон там, сэр. Прямо вон на той ботве и лежал.
Хэлфорд нахмурился.
— Если убийца был в автомобиле, то он рисковал. Падая, Лиза могла его ударить, и тогда версия несчастного случая была бы несостоятельной. И зачем ему было выбрасывать обломки, если он мог спрятать их в машине? Нет, у него должно было быть такое средство передвижения, которое бы позволило двигаться с той же скоростью, что и велосипед, и приблизиться к нему достаточно близко, чтобы всадить палку в спицы.
Маура посмотрела в свой блокнот.
— Палка была длиной приблизительно сорок семь сантиметров.
— Конечно, это мог быть мотоцикл. Но девушка у поворота немного затормозила, а удерживать на мотоцикле равновесие, даже сбавив скорость, и ухитриться вставить в колесо палку — задача довольно трудная.
— Это был велосипед или мопед, — осмелился предположить Бейлор.
— Полагаю, в этих местах велосипеды и мопеды не редкость?
— Они здесь почти в каждом доме, сэр. Это самое удобное средство передвижения, чтобы добраться до города. К тому же на Главной улице автомобильное движение вообще запрещено.
— Значит, — подытожил Хэлфорд, — мы должны представить себе убийцу на велосипеде. В руке у него два обломка, и он налегает на педали. Затем вдруг решает от них освободиться и выбрасывает всего в нескольких метрах от тела. Почему?
— Даниел, — напомнила Маура, — здесь же поворот. Может быть, его испугал шум приближающегося автомобиля и он поспешил выбросить обломки?
— Стало быть, этот автомобиль проехал не только мимо убийцы, но и мимо мертвого тела на дороге. И водитель ничего не заметил?
Бейлор покачал головой.
— Не думаю, сэр, что такое возможно. Мы ведь в Фезербридже. Это в Лондоне, наверное, можно проехать мимо трупа и не обратить внимания. Но не здесь.
В углу монитора Бобби Гриссома была прикреплена фотография Карла Бернстайна. Так в своей спальне школьницы пришпиливают к зеркалу фотокарточку дружка. Бобби любил его. Только, пожалуйста, не надо ничего такого думать. Он любил Карла, как футбольный фанат любит своего идола. Разумеется, в Британии тоже было немало хороших журналистов, отлично делающих свою работу, но в книге рекордов Гриссома Карл Бернстайн и Уотергейтское дело занимали первую строку. У Бернстайна было лицо бойца. Некрасивое, одухотворенное и… усталое. «Когда-нибудь, если, конечно, стану много работать, — думал Гриссом, — мое лицо будет выглядеть так же».
Он постучал карандашом по столу. Сейчас-то на судьбу жаловаться грех. Гриссом — ведущий репортер «Хэмпширского обозревателя», выходящего два раза в неделю, но в свое время пришлось хлебнуть сполна. Господи, кого только ему не приходилось интервьюировать, в какой только грязи не доводилось копаться, пока не пристроился — и довольно уютно — у компьютера одной из лондонских газет. А потом вот перебрался сюда.
