— Даниел, дело Грейсона мы обсуждали столько раз, что уже, как говорится, с души воротит, но все же… мы еще ни разу не говорили о том, как оно повлияло на нас с тобой лично.
— Не стоит это обсуждать. Мы с тобой офицеры полиции и выполняли свою работу. Все остальное пустая риторика.
Маура теребила край конверта с документами.
— Но все же рискну… Вот я, например, с трудом могу понять, что же, собственно, тогда происходило. Ну, во-первых, в течение всего расследования я не переставала испытывать к этому человеку определенную симпатию. Однажды мы с Джеффри зашли в университетское кафе. Там был он… В общем, мы познакомились. Мне Том очень понравился, с ним было так интересно. — Маура усмехнулась. — Разумеется, кофе он бойкотировал.
— А ты не романтизируешь образ Тома Грейсона? — спросил Хэлфорд после некоторого молчания.
— Нет, не думаю. Вначале действительно так и было, особенно после его смерти, когда я пыталась понять, могли мы что-нибудь сделать, чтобы предотвратить эту трагедию, или нет. Из его записок было совершенно ясно, что он их презирал… эту группу. Как она называлась? Впрочем, не важно. А важно то, что он презирал их и все же продолжал на них работать. Даниел, послушай: Том Грейсон был очень сложный человек, со множеством комплексов, и, видимо, у него были свои особые причины.
Хэлфорд всегда считал, что терроризм — это иррациональная отдушина, куда прячутся как закомплексованные, так и рационально мыслящие индивидуумы. И потому ответил коллеге довольно резко:
— Грейсон занимался незаконным ввозом в страну оружия. Он преступник. Вот и все. А экология была сказкой, прикрытием. Кроме убийства, за ним числилось еще несколько тяжких преступлений. — Голос Хэлфорда стал жестче, когда он увидел, как Маура поджала губы и отвернулась к окну. — А каких других слов ты от меня ожидала? Что он поэт-гуманист? Нет, это был сосуд, куда можно сливать любые помои… извини, идеи. Разумеется, ужасно, что он умер именно так, но это был его собственный выбор, и тут я вынужден напомнить, что он не позволил адвокату принять решение. Грейсон сам принял его. Единственное о чем я жалею, в связи с Томом Грейсоном, так это… впрочем, ты и сама прекрасно знаешь.
— Нам не следовало врываться в церковь.
Все эти три года они ни разу не касались этого вопроса. Сейчас же слова были произнесены и висели в воздухе, как болезнетворные бактерии. Хэлфорд посмотрел на начинающие редеть городские постройки.
