Он оживился при упоминании о чае. Правда, чай — презренный напиток — Джолион торговал чаем и нажил на нем большие деньги, — но теперь, чувствуя жажду и неприятный вкус во рту, Суизин был готов пить все, что угодно. Ему очень хотелось рассказать Ирэн, какой у него неприятный вкус во рту, — она всегда ему сочувствует, — но говорить на такие темы не принято; он провел языком по деснам и легонько прищелкнул им о нёбо.
В углу палатки Адольф возился с чайником, склонив над ним свои кошачьи усы. Как только они вошли, он оставил чайник и занялся бутылкой шампанского. Суизин улыбнулся и, кивнув в сторону Босини, сказал:
— Да вы настоящий Монте-Кристо!
Этот знаменитый роман, одна из пяти-шести книг, прочитанных Суизином, произвел на него неизгладимое впечатление.
Взяв со стола бокал, Суизин отставил руку, разглядывая вино на свет: хоть он и чувствует сильную жажду, но всякую бурду пить не станет! Затем, поднеся бокал к губам, сделал глоток.
— Недурно, — сказал он наконец, водя бокалом перед самым носом, — но далеко до моего Хайдсика!
В эту минуту у него и мелькнула мысль, которую позднее, уже у Тимоти, он изложил так:
— Ни капельки бы не удивился, если бы мне сказали, что этот архитектор неравнодушен к миссис Сомс!
И с этих пор его белесые круглые глаза уже не покидало выражение любопытства, рожденного таким интересным открытием.
— Он смотрел на нее, как собачонка, — рассказывал Суизин миссис Смолл. — Корявый субъект. И ничего удивительного — она очаровательная женщина и, надо отдать ей должное, скромна, как полевой цветок! — Смутное воспоминание об аромате, исходившем от Ирэн, как от цветка, который прикрывает лепестками свое благоухающее сердце, исторгло из Суизина этот образ. — Но я не был окончательно уверен в этом, пока не заметил, как он поднял ее платок.
Глаза миссис Смолл загорелись от волнения.
— И отдал ей? — спросила она.
— Отдал?! — сказал Суизин. — Так и присосался к нему — воображал, что я ничего не вижу.
У миссис Смолл перехватило дыхание — она лишилась дара речи от любопытства.
— Но с ее стороны не чувствовалось ни малейшего поощрения… — начал было Суизин, но запнулся и минуты две молча таращил глаза, опять приведя тетю Эстер в замешательство: он вдруг вспомнил, что, уже сидя в фаэтоне, Ирэн вторично подала руку Босини и к тому же долго не отнимала ее… Тогда Суизин лихо стегнул лошадей, не желая ни с кем делиться обществом Ирэн. Но она оглянулась и даже не ответила на его первый вопрос; и лица ее Суизин не мог рассмотреть — она опустила голову.
