— Но апологеты версии убийства Есенина утверждают, что поэт, имея рост 1,68 м, не мог подвесить себя под потолком, да ещё на вертикальной трубе отопления. Далее любят указывать на вдавленную борозду на лобной части, наличие тёмного пятна на верхнем веке правого глаза, согнутой руке, якобы обхватившей трубу, неповреждённые хрящи гортани, отсутствие «странгуляционной борозды» и тому подобное. Одни считают, что в номере гостиницы, где поселился поэт, его вначале жестоко избили, а уже потом в бессознательном состоянии подвесили в петлю. Другая версия гласит, что Есенина положили на диван, ударили рукояткой пистолета по лбу, где образовалась вмятина, затем завернули в ковёр, пытались вытащить на балкон, чтобы спустить вниз и вывезти. Но дверь заклинило, тогда убийцы сели пить, набезобразничали в номере, втащили тело обратно и, перерезав вены, подвесили в петлю. Кроме того, сторонники версии убийства говорят, что последний перед смертью день Есенина в воспоминаниях его современников предстаёт как несовпадение фактов и времени их свершения.
— Так это и есть аргумент в пользу неожиданного суицида. Будь это запланированное убийство — всё как раз бы сходилось идеально. Но дело не в версиях убийства, а в его причинах. Зачем его понадобилось вешать? Если это ГПУ, то не проще ли пристрелить? А главное-то — кому и зачем его надо было убивать?
— Но почему тогда он убил себя? Если жаждал славы — так она у него была, стихи свои любил — тоже чего беспокоиться, женщин не хватало? Так таким всегда не хватает. Может это утрата жизненной силы? Каждому человеку от рождения даётся запас этой жизненной силы. Может, она в пресловутый талант и уходит? Или всё же тоска по огромной славе?
— Слава подобна морской воде, чем больше пьёшь, тем больше жаждешь. Ему не хватало славы, он неустанно работал на неё в рамках приписанного ему толпой имиджа, и постепенно стал рабом славы, тем более что душа поэта была бедна любовью, и всё её немалое пространство захватило славолюбие. Если бы его славу удвоили или даже утроили, это ничего не изменило бы — он кончил бы петлёй в том же самом «Англэтэре». Но дело тут не в славе или её отсутствии. Он был одержим жаждой успеха, но ею были одержимы и Мариенгоф, и Эрлих и даже Кусиков. Но никто из них не повесился от недостатка славы. — Мишель загасил сигарету. — Что до иссякшей силы… Ни один творец, если он нормально работает — от Страдивари до Микеланджело — не ушёл раньше времени, и ни один не утратил жизненную силу. Бетховен — глухой! — продолжает сочинять музыку. Фет, Тютчев, Жуковский — все, кто не пил, — спокойно доживали до седин. Толстой писал с двадцати семи до восьмидесяти — ничего у него не иссякло. Тут же — глупая саморастрата: он просто не рассчитал своих силёнок в борьбе с зелёным змием, и вынуть ногу из капкана уже не смог. Есенин повесился от алкоголизма, а не от таланта или недостатка славы. Скорее даже, избыток славы и погубил: чаще наливали.
