Часть 2
Пани Вранкова
Ольга сразу узнала сестру и помимо воли вместо «здравствуй» спросила испуганно:
— Taneсko, co se stalo?>3
Трубка растерянно забормотала извинительное «не туда попала» — и пошли короткие гудки. Когда она стала думать по-чешски? Ольга не помнила. Она училась постепенно и сначала только слушала, потом стала понимать — но говорить стеснялась. Собирала фразу в голове — и очень боялась ошибиться. Боялась и стыдилась, и чувствовала себя постоянно виноватой — как будто лично привела сюда все эти танки. Иногда она думала: лучше бы или хуже отнеслись к ней, не скажи она про отца, про танковый завод? Ей проще было держать на собственных хрупких плечах всю национальную вину, чем признать очевидное: свекор ее, Мирек Вранек, мизантроп, а все Олины «грехи» — лишь повод дать волю этой мизантропии, не потеряв лица. Но — дело прошлое, Мирека давно нет. Ольга повертела в руках трубку и опустила на рычаг. И тут же телефон зазвонил снова.
— Танечка, здравствуй! Что случилось? — спросила Ольга уже по-русски.
— У тебя акцент, — сказала Таня вместо приветствия.
Помолчали. Что тут возразить? Действительно, акцент. Дети выросли, уехали — и говорить по-русски стало не с кем. Мартин где-то между рождением Карела и Зденека (кажется, в семидесятом) принципиально перешел с женой только на чешский. Он был романтик. А романтиков нельзя разочаровывать — они этого не прощают. Его коммунистические идеи сошли на нет в краткий промежуток от ввода войск до начала тотальной слежки всех за всеми, и он возненавидел все советское так же люто, как раньше любил. Он бы и детям запретил, если бы мог.
Таня права — акцент. И слова — Ольга понимала не все слова, которые сбивчиво и раздраженно произносила старшая сестра. Она ее вообще не очень поняла. Только то, что у Тани какая-то большая неприятность и нужны деньги, чтобы все утрясти. А еще поняла, что сестра нездорова и несчастлива. И — в который уже раз! — почувствовала себя виноватой.
Глава 5
Ольга вывела велосипед из гаража и раздумывала, спуститься к велотропе или ехать по шоссе. Из-за поворота вылетела яркая группа велосипедистов. Они шли на высокой скорости — и вот уже пестрые кофты и белые шлемы замельтешили перед глазами.
Стремительные велосипедисты были пожилые немецкие джентльмены, может быть, постарше Ольги. Она знала, что не догонит их. И про немецкую моду на электропривод знала. Но все равно было стыдно за свою тихоходную технику на трех колесах. Про себя она называла этот велосипед «старческим». Его подарили дети, и поначалу Ольга была в бешенстве, неужели эти поросята считают ее немощной бабкой?! Год подарок пылился в гараже, Ольга упрямо ездила на старом горном, пока не завалилась — под горочку, с ветерком — и не повредила два ребра. После того случая Мартин горные велосипеды из дому свел, а Ольге сказал: либо этот, трехколесный, либо вон у тебя машина, хоть ты ее и не любишь, либо ходи пешком до самого Мельника, что тебе, такой бодрой и здоровой, двадцать несчастных километров. Пришлось смириться.
