— Мартин! — позвала она, заглядывая в спальню мужа.
Кровать была аккуратно заправлена. На тумбочке двумя ровными стопками лежали журналы — отдельно автомобильные, отдельно научные. Между ними помещался кожаный очешник — и можно было не сомневаться, что очки находятся именно внутри, а не валяются где-нибудь в доме.
Ольга прикрыла дверь и стала медленно спускаться, вцепившись в перила, — лестница была крутовата. Раньше она не замечала этого и легко порхала вверх-вниз, а теперь вот хватается что есть силы, словно находится не дома, а на корабельном трапе в открытом море. Ольга не помнила, когда это началось. Года полтора назад, может быть, два. В первый раз списала на давление, на усталость, потом привыкла. Стала даже шутить, командуя неловким ногам: «Левой-правой, левой-правой!» — Мартин никогда не одобрял этих шуточек. Но сейчас она просто шла вниз, и оттого, что торопилась на звук, еще острее ощущала, как медленно движется.
Ей было не по себе. Поэтому, добравшись до места, трубку подняла не сразу, а некоторое время примерялась, будто решала, как ловчее взять, чтобы разом утихомирить, не выпустить из дрожащих рук.
Голос она узнала сразу. Хотя слышала его в последний раз… когда?.. Таня звонила ей, дай Бог памяти… К чему обманывать себя, Таня никогда не звонила. И не писала. Ни единого разочка за прошедшие сорок лет. И даже когда умер папа, Ольга узнала об этом случайно — и так поздно, что не успела на сороковины.
— Могу я услышать Ольгу Александровну? — строго спросила трубка.
И помимо воли вместо «здравствуй» Ольга пролепетала испуганно:
— Танечка, что случилось?
Глава 1
Тане выбрали имя без всякого литературного умысла. И спустя три года, решившись на второго, ждали, конечно, мальчика. Но родилась девочка. В досаде ли, или просто было у папы такое чувство юмора, он предложил назвать младшую Ольгой, чтобы вышло в честь знаменитых пушкинских сестер. Жене мысль неожиданно понравилась. Ей казалось, это выйдет интеллигентно и оригинально. И младшую назвали действительно Олей.
С тех пор родители неосознанно искали в дочерях соответствия литературным образам. Танечка была темненькая, а Оленька — светлая шатенка. И это было правильно. Танечка не очень любила подвижные игры, а Оля вечно носилась как угорелая. И это было правильно. Танечка часто плакала, а Оля была хохотушка. И это было тоже правильно. Но чем старше становились сестры, тем меньше оставалось навязанного книжного сходства. Таня уже годам к двенадцати обещала вырасти в замечательную красавицу. Она была куда ярче и привлекательнее Оли — выше и стройнее, и кожа ее была светлей, и волос гуще, и голос звонче, и четче капризный изгиб верхней губы. А хохотушка Оля, чем вырасти недалекой и ветреной, с первого класса проявила усидчивость и интерес к учебе.
