— Ах, неужели никто не предупредил вас? — Глаза миссис Эмброуз злорадно потемнели. — Он соблазнил ее прямо под носом своего отца. И все еще отчаянно влюблен в нее, осмелюсь сказать.
— Миссис Эмброуз, боюсь, что я выучила уроки любовных трудностей еще на коленях у матери, — ответила девушка. — Женщина не может позволить, чтобы небольшое соперничество испортило ей жизнь, или она ничего не стоит.
— Все это очень хорошо, мисс Невилл, но довольно трудно соперничать с мертвой женщиной.
С мертвой женщиной?
— Я сумею неплохо справиться, — заявила она, изображая уверенность. — В конце концов, toujours de l’audace[18]!
— Прошу прощения? — миссис Эмброз уставилась на нее. — Toujours de l’audace?
— Дерзость всегда вознаграждается. — Мартиника сделала паузу, чтобы подмигнуть.
Миссис Эмброуз выглядела так, словно ей стало слегка не по себе.
Мартиника успокаивающе похлопала женщину по плечу.
— Полагаю, кузина Памела закончила играть на фортепьяно, — сказала она. — Почему бы теперь не попробовать вам? Я буду переворачивать для вас ноты.
Кажется, миссис Эмброуз была не в силах отвечать. Она вышла из комнаты и при этом намного меньше походила на охотящуюся кошку, скорее напоминая униженную женщину. Мартиника с мрачным удовлетворением наблюдала за ней, но это чувство долго не продлилось. Она отлично скрыла это, но замечания миссис Эмброуз ранили ее. Так не должно было быть. Она сама говорила, что Сент-Врейн выглядит как мужчина с прошлым. Едва ли Мартиника может винить его за то, что это прошлое швырнули ей в лицо.
Что еще хуже, она позволила своей гордости загнать себя в дьявольский угол. Она не собиралась выходить замуж за Сент-Врейна! Тогда почему с такой основательностью бросила вызов? Миссис Эмброуз — с выражением притворной жалости на лице — будет смеяться последней, когда Мартиника объявит, что намерена разорвать помолвку. В самом деле, toujours de l’audace!
Мартиника неосознанно подошла к окну и теперь стояла, глядя на собственное отражение в стекле. Перед ней от оконных стекол исходил вечерний холод; точно таким же станет и ее сердце, когда придет день, чтобы освободить Сент-Врейна от его обещания. Потому что, по правде говоря, она внезапно осознала, что не желает освобождать его. Ее дерзкие слова ничего не значили по сравнению с его прикосновением.
Возможно, Мартинике следует просто сдаться перед дрожащими коленями и переворачивающимся желудком. Возможно, ей стоит просто признать, что она позволила себе влюбиться. Да, она боялась, что уже слишком поздно для предупреждений миссис Эмброуз. Но сможет ли Джастин полюбить ее в ответ? Или его часть сделки превратится в такую же, как у Ротуэлла? Станет ли она для него всего лишь обязанностью, как всегда была для своего отца, дяди, и, возможно, даже отчима? Господи Боже, этого она не сможет вынести.
