Во сне Билодо услышал чей-то смех. Он проснулся, ошалело огляделся по сторонам и обнаружил, что лежит полностью одетый на футоне, а через отдернутые шторы ему яростно хлещет по лицу утреннее солнце. Почтальон хотел было встать, но тут же отказался от этого намерения, сраженный пульсирующей под черепной коробкой болью. Урывками стали возвращаться воспоминания. Вот бар на улице Онтарио, куда они отправились вечером, вот стаканчики с виски, сменявшие друг друга на цинковой стойке. Остальное уже не так отчетливо: стриптиз-клуб на улице Стэнли, этот альков, где чувственная красота крупным планом виляет бедрами, потом массажный салон, куда Робер затащил его силой, затем гавайская пицца, которую они ели на сиденье какого-то ярко освещенного ресторана, и, наконец, совсем уж непонятное место, то ли бар, то ли дискотека, где память окончательно отказалась ему служить. А еще были вопросы. Робер, позабыв о всякой скромности, все допытывался у него о содержании письма, о Сеголен и, по мере того как они пьянели все больше и больше, все чаще возвращался к этой теме. Приятель явно хотел воспользоваться его хмельным состоянием, чтобы выудить под шумок как можно больше сведений. И что ему рассказал Билодо? Он вынужден был признать, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Что же он сообщил Роберу? Что произошло в черных промежутках между кадрами мысленного фильма о вчерашних событиях?
Вновь послышался смех, тот самый, что Билодо слышал во сне, хотя теперь это уже было наяву. Источник его находился в соседней комнате. В гостиной кто-то ржал. Изумленный почтальон тут же узнал характерный ослиный рев Робера и понял, что тот где-то совсем рядом. В мозгу полыхнул искрами новый сноп воспоминаний: Билодо вдруг припомнил, как под самый конец их вылазки, далеко за полночь, он самым глупым образом позволил другу отвести его домой. На новую квартиру! В его тайную обитель! Память воскресила удивление, с которым приятель сначала воспринял новость о том, что он, ни слова никому не сказав, сменил место жительства — экий, право, скрытный! — а затем увидел выдержанный в японском духе декор его новой берлоги. Перед мысленным взором встала картина: вот Робер рыщет по комнатам в поисках гейши, вот выпивает бутылочку саке, мочится в ванну, опрокидывает чайный столик, обрушивается на татами и начинает храпеть, будто «Б-52», заходящий на цель, чтобы сбросить на город атомную бомбу. Голову пронзила новая вспышка боли. Какая непростительная глупость! Теперь тайна его сокровенной крепости раскрыта. Робер все знает. Он совсем рядом, ржет в гостиной. Интересно, что его могло так развеселить?
