-- Черт побери! -- изумился Кожоль. -- Вы называете это "довольствоваться малым"! Да у вас хватит рыбы на угощение целого полка. Для такого громадного улова требуется по меньшей мере два часа!
Добряк лукаво усмехнулся и возразил:
-- Ага, сейчас видно, что гражданин не смыслит ровно ничего в рыбной ловле, иначе бы он сразу увидал, что мой улов -- скромная награда за терпение, по крайней мере шестичасовое!
-- Неужели?
-- Я пришел сюда до зари, гражданин; да, до зари, -- говорил рыбак, делая ударение на последнем слове с некоторою гордостью.
Таким образом граф выудил первую зацепку, которую желал получить, и, ободренный, продолжал свой ловкий допрос:
-- До зари? В таком случае вы должны были видеть это место и в темноте?
-- О! Нужно сначала нанизать приманку да подождать, пока клюнет рыба, на это одно потребуется час. Ну-с, так я забросил свою первую удочку только на рассвете, в половине четвертого.
-- Самое время! Пока еще не мешают суда, волнующие гладь воды, и уличные мальчишки, которые то и дело кричат на берегу или же швыряют камни с мостов.
-- Да, это так, -- подтвердил рыболов.
-- Правда также, -- продолжал Пьер, -- что вас могут беспокоить и разбойники, сбрасывающие в реку мертвые тела.
-- Да, как это случилось в прошлом месяце.
-- А потом?
-- С меня и этого довольно! Натерпелся же я страху! Этот шум, который слышится от падения в воду тела... пуф!.. ни с чем не спутать! Так мороз нутро и пробирает.
-- Так нынешней ночью вы не слыхали этого "пуф!"? -- спросил молодой человек с притворным смехом.
-- Слава богу, нет. А между тем я уж думал, что он опять повторится.
Кожоль вздрогнул от неожиданности.
-- А как же это? -- вскричал он.
-- Только что я успел сойти на берег, как вдруг мне показалось при свете фонаря, что по набережной к Новому мосту идет человек, таща на плечах другого.
Пьер прекратил расспросы. Он оставил рыболова и поднялся на набережную.
"Человек прошел по Новому мосту, -- думал он, -- пойдем туда же!"
Он скоро достиг площадки, возвышавшейся у моста, на которой шесть лет тому назад красовалась статуя Генриха IV. В 1792 году Конвент велел переплавить ее и чеканить из ее меди монеты.
Хотя статуя исчезла, но тем не менее часовой сохранил свой пост на площадке.
Известна история одного французского маршала, который, видя часового у разрушенной скамьи, вздумал доискаться до причины этого караула. Оказалось, что пятьдесят лет тому назад эту скамейку выкрасили и приставили к ней сторожа, чтоб не дозволять публике садиться на нее.
