В центре комнаты, перед стеклянным ящиком, стоял старик, высохший, сморщенный, с глазами, скрывавшимися за зелеными стеклами огромных очков, и следил с помощью лупы за агонией великолепной бабочки, трепетавшей на длинной тонкой булавке, утвержденной в пробке.
При появлении молодого человека старик, подняв голову, повернул к нему желтое лицо, на котором рот скривился, казалось, в улыбку.
-- Э-э, -- произнес он голосом, напоминавшим по звуку трещотку. -- Держу пари, что вот молодой чудак, который, наслушавшись небылиц о старом дураке по имени Бурже, сказал самому себе: "Нужно мне проникнуть в берлогу этого безумца".
Старик остановился, чтоб запустить булавку еще глубже в пробку, потом продолжил:
-- А ко мне доступ нелегок, видите ли, милый друг, с тех пор как у меня украли целый ящик индийских летучих мышей.
Молодой человек переждал поток жалоб того, кто в эпоху употребления слова "гражданин" назывался "господин Бурже". Когда старый ученый смолк, он почтительно поднес руку к шляпе, не снимая ее, однако ж и сказал спокойно:
-- Нельзя ли нам поговорить о чем-нибудь другом, кроме летучих мышей, господин аббат?
Старик подпрыгнул от изумления, вскрикнув на редкость пронзительным голосом:
-- Аббат! Какой аббат? Где видите вы аббата, мой любезный друг?
Несмотря на эти восклицания его собеседник продолжал:
-- Я прислан к вам Великим Дубом.
Естествоиспытатель казался ошеломленным:
-- Великим Дубом! -- повторил он. -- Великим Дубом?
-- Вашим старинным другом, господин аббат.
Маленький старичок покачал головой и, улыбаясь, сказал:
-- Видите ли, мой мальчик, я только что говорил о себе как о сумасшедшем, но я вижу, что напал на худшего, потому что не знаю, откуда почерпаете вы эти россказни об аббате и Великом Дубе, этом старом друге, которым меня ссужаете.
После минутного размышления он продолжал:
-- Правда, что у меня очень плоха память на имена и лица!.. Не знаю, оттого ли, что я старюсь над бумагами, но часто я лучше запоминаю почерк, нежели имя.
Молодой человек, казалось, понял намек, потому что после безмолвной улыбки снял шляпу и вытащил спрятанное в волосах маленькое письмецо.
Подавая его, он машинально откинул другой рукой длинные пряди, скрывавшие лицо.
Вместо того чтоб принять письмо, старик стоял некоторое время в восхищении перед этой энергической и красивой натурой.
-- Тысяча святых! -- бормотал он. -- Вот поистине смелый малый и к тому же красавец.
Погодя он открыл письмо. В нем говорилось следующее:
