- Ничего не болит, а каждый день что-нибудь но... - обрывая на полуслове, Лиза ткнула Лаки острым локотком.
Даг вытащил из кармана мешка аккуратно свернутую гербовую бумагу. Все трое с глубоким почтением разглядывали лиловые разводы, золотой обрез и глубокую зелень печатей. "Сим удостоверяется..."
- А мы тоже газету издаем, - сообщила Муся. - Ой, а где?..
Лаки густо покраснел.
- Ну не могу я. Рвешься-рвешься, а они на самокрутки да на растопку. А я, между прочим, не кастрюли паял...
- А что в столице? - спросила с робким трепетом Муся.
- Он не оттуда. А ты, - тут опять воспоследовал тычок под ребра, - мог бы и сходить. За день обернулся бы.
- Я прецептор! Я не могу бросить прецепторию.
- Ладно. Прецептор, отцептор, а к колодцу пойдешь.
Погружаясь в лохань с горячей водой и вдыхая карамельный запах дешевого мыла, Даг подумал, что иногда совсем не много нужно для счастья.
На коленях Лизы мурлыкающей кошкой свернулась гитара.
- Кровью, стихами,
петлей внахлест,
серым прибоем крыш
рушится город в колодец звезд,
а ты стоишь и молчишь,
деревянный ангел, деревянный ангел...
Никогда прежде Даг не знал, что женский голос может гудеть, как колокол. Это было контральто такой глубины и силы, на таком пределе, что причиняло боль.
Они думали, гость спит. Они собрались под висячей лампой-трехлинейкой, укрытой оранжевым абажуром; аптекарка вязала, Лаки ел, иногда замирая с непрожеванным куском во рту, потому что Лиза пела.
- Мне показалось, он не хочет, чтобы она проснулась, - вдруг сказала Лиза. - Он днем сказал, что если мир заглянет в ее глаза, то никогда не останется прежним.
- Можно подумать, он сейчас прежний! - окрысился юный философ. - Мятеж, вторжение, поездов нет, связи нет.
- Чего нет? - выпученные глаза Муси сделались еще больше.
- Почты, телеграфа и телевизора.
- Чего?
- Это он шутит, - сообщила Лиза зловеще.
- А вы знаете, у нее шрамы от арбалета. Я знаю, что я дура и жаба, опередила Марфа негодующий вскрик Лаки, - но не настолько!
- В ранах она разбирается. Особенно - в сердечных.
- Керосин кончается.
- Это был арбалет. Такая вмятина треугольная. Я ее смотрела. Заросло давно, а след остался.
- А еще канонада. И чем все кончится - непонятно. Я бы тоже заснул - и спа-ал...
- Ты еще будешь за газету отрабатывать. Весь номер коту под хвост!
- Вам же этот Даг заплатил. Два этих, империала.
- С женским профилем. Я таких еще не видела. Но золото.
- Они, писатели, все странные...
