Выжившие плотник и старший канонир показали, что никого из матросов не заставляли криком, силой или, тем более, угрозой смерти присоединиться к мятежникам. Тем не менее, все они один за другим заявляли, что не хотели этого, что их заставили, умоляя именем Бога принять во внимание, что они тщетно сопротивлялись. Некоторые из них говорили на удивление связно, некоторые, казалось, были неплохо осведомлены о юридических терминах и изводили свидетелей, напоминая, что они под присягой, а лжесвидетельство ведёт к смерти в этом мире и вечной гибели в мире ином. Но большинство обвиняемых, запуганные окружением и подавленные долгим тюремным заключением, только тупо и упрямо всё отрицали. Однако каждый защищал себя, и почти все они пытались спасти свои жизни, используя все силы, разум и умение, хотя все понимали, что надежды на спасение почти не оставалось.
На самом деле у них не было ни одного шанса. Судьи были категорически настроены против них, а дело решено ещё до начала судебного заседания. Даже не учитывая отвращения, которое вызывал этот мятеж, доказательства обвинения выглядели абсолютно убедительными. Для полной уверенности в исходе дела двоим позволили доносить на других, пообещав сохранить жизнь.
Тем не менее, матросы всё ещё сопротивлялись, отбиваясь от множества обвинений, как будто их действия на самом деле могли повлиять на решение суда.
Джек серьёзно и внимательно слушал их и с каждым часом всё больше падал духом. Слева от него сидел капитан Гул, председатель трибунала, справа — седовласый коммандер, позади Гула — Берри с «Ясона», а за ним — молодой моряк по фамилии Пейнтер, которого недавно произвели в коммандеры и назначили командовать шлюпом.
Они сидели на судейских местах, все в синем и в золоте, все с почти одинаковым мрачным и замкнутым видом, а перед ними за столом, заваленным бумагами, располагался Стоун, обвинитель, которому помогали клерки. Стоун управлял этой игрой, и как бы отвратительна она ни была, в ней, как и во многих других, имелись свои сложные правила, и одно из них гласило: обвиняемый должен иметь право говорить в свою защиту, допрашивать свидетелей и обращаться к суду, чтобы весь процесс выглядел как честное и беспристрастное судебное разбирательство.
Участие в этом торжественном фарсе выглядело чем-то глубоко отвратительным, само присутствие на судебном заседании и наблюдение за безнадёжными попытками спастись — ужасающе непристойным. Положа руку на сердце, Джек не смог бы поклясться, что, окажись он на месте юного Митчелла, стал бы рисковать своей жизнью ради позорного капитана Пигота. Возможно, и нашлись бы несколько человек, которых на самом деле вовлекли в мятеж против воли, но определить их было совершенно невозможно. Кроме того, те, кто доносил на своих сообщников, клялись, что ни один из обвиняемых не отказался взять в руки оружие. Как хотелось Джеку дать себе волю и сгоряча перебить их всех, однако долг предписывал ему смирно сидеть среди всего этого фальшивого благочестия.
