Кириллу понравился тост, произнесенный братом. Иннокентий сказал, что всегда удивляется, когда слышит рассуждения насчет того, где лучше жить: в городе или в деревне, в большем городе или в маленьком, на западе или здесь, в Сибири. Лучше всего живется, сказал Иннокентий, там, где ты чувствуешь себя молодым и сильным, где окружают тебя добрые и надежные товарищи. И пусть у первых жителей пока еще безымянного города много проблем и неудобств, но ему, Иннокентию, жить здесь очень нравится, потому что его жизнь здесь имеет и смысл, и общественную пользу.
Заиграла музыка — крохотный магнитофон, Кириллу захотелось танцевать. Он стал приглашать подряд всех девушек и каждой улыбался и говорил, что ему здесь очень весело и хорошо.
Разгорячившись, он захотел воды и вышел в коридор. На лестничной площадке на подоконнике сидел в одиночестве старший брат.
— Кешка, ты почему не танцуешь? — закричал Кирилл.
— Плохо, брат, получается у меня. Ритм не могу выдерживать, что называется, сдвиг по фазе. Понимаешь, у каждого возраста своя частота колебаний. Моя частота уже не совпадает с вашей частотой.
— А там Таня, — сообщил Кирилл. — Одна… Как же так?
— Ничего, — бодро сказал Иннокентий. — Что за нее беспокоиться. Она молодая… Ты знаешь, что она на пятнадцать лет моложе меня? Да. Почти что дочь. И все они здесь… дети еще. А я вроде бы переросток.
— Неужели поссорились? — удивился Кирилл.
— А мы с ней постоянно ссоримся. С ней нельзя не ссориться, потому что у нее романтический энтузиазм прежде ума, прежде логики. Она приехала по комсомольскому призыву строить новую ГЭС и считает, что плотину должны были начать возводить как раз в день ее прибытия. Чтобы она была на самом переднем крае такого строительства. Но по разным причинам до начала плотины пока еще далеко, а понять этого она никак не может. Хорошо, выход нашелся: нет плотины, буду строить новый город. Вот и забралась сюда. Но опять же… Общежитие-пятиэтажку целый год строим! Своего бетона нет, каждую панель, каждое перекрытие ждем, пока вы по Реке притащите. А она не понимает, плачет, считает, что руководители стройки во всем виноваты, что они бездушные чиновники и бюрократы.
Иннокентий вздохнул, достал сигареты.
— Со мной тоже, — продолжал он, закурив. — Принимает за какого-то литературного героя. Если я, в общем-то, пацаном начинал с Братска и здесь буду строить уже четвертую за свою жизнь плотину, то это для нее важнее всех моих чисто человеческих качеств. Вот, влюбилась. Мечтает построить со мной красивый быт: турпоходы, полеты на дельтаплане, Третьяковская галерея дома, переснятая на слайды. Вот такая ерунда у нее в голове! А я ведь уже старик, Кирька! Меня уже ни на что больше не хватает, кроме как на эту суровую мою работу! Мне бы прийти вечером домой, надеть мягкие шлепанцы, посмотреть телевизор — и на боковую. И вообще — разве оставил бы я дом, семью, будь Валентина ну хоть на несколько граммов умнее?
