Дождь уже не стучал по коже полушубка. Все больше светлело небо. Тучи убегали за Реку, за сопки, от которых простирались туманные шлейфы. Ветер заметно потеплел, обдавая уже не ледяной стынью, а травяным запахом лета.
Ветер будто услышал сбивчивое бормотание Карнаухова: в середке поленьев все шире разрастались пятна жара — и вот уже в самой глубине мягко зашуршали прозрачно-оранжевые флажки. Туда, к огню, Карнаухов осторожно подсовывал тонкие сырые веточки — они обволакивались паром, обсыхали и загорались, точно церковные свечки.
Повеселел Карнаухов, встал и посмотрел на протоку. Вода в ней рябилась от ветра, но это была спокойная рябь. И Карнаухов решил: малость отогреется, обсохнет — и к воде: забросит три удочки, оставшиеся у него.
И тут затрещал в недалекой ложбине ивняк. Карнаухов испуганно оглянулся: «Хозяин!» Он столько слышал историй про встречи с медведями.
Не медведь, а здоровенный, как Леха, смуглый, с белыми бровями и усами мужчина вышагнул из кустарника и, задевая друг о дружку подвернутыми голенищами сапог, направился к костру.
— Здоров, — небрежно бросил он гулким басом.
— Здравствуйте, — привстав, ответил Карнаухов.
— Что же юшку-то не варишь?
— Пока что не из чего.
— Так уж и не из чего! — Усмехнулся. — Твои, что ли, удочки? — И кивнул на белые ореховые пруты, торчавшие из куста.
— Мои.
— А сетка вон там, в протоке, стояла твоя?
— Ельцовка?
— Ну, ельцовка.
— Наша, — брякнул Карнаухов и тут же испугался: а вдруг этот грозный мужик — рыбнадзор?
— А возле косы другая стояла, с белыми поплавками?
— Это не наша! — поспешно сообщил Карнаухов.
— Знамо дело, не ваша. Это наша была сеть. А теперь, однако, ее нет. Куда она делась?
— Так нашей ельцовки тоже нет. Я пошел смотреть, а ее нету.
Обернувшись к кустам, мужик зычно крикнул:
— Витя! — И снова повернулся к Карнаухову. — Ты с теплохода, что ли? — спросил он.
— Ну да, оттуда. Там теплоход наш стоит.
— Вот, кроме вас, здесь никого и не было. А сети нашей нет. — И снова мужик позвал: — Витек, иди скорей сюда!
— И нашей нет, — разведя руками, сказал Карнаухов.
— Что ты заладил: ваша, наша… Это вы украли сетку, больше некому. Витек, давай сюда!
— Да я только что, ну вот двадцать минут назад, ходил, смотрел — нет нашей сетки. И вашей не было, — уже понимая, к чему клонил этот зловещий мужик, твердил Карнаухов. Он чувствовал, что у него вроде бы расстроился желудок. «Зачем он зовет какого-то Витю, разве один меня не убьет?» — Он понимал, что надо приготовиться к защите, хоть полено какое присмотреть, — и не мог отвести взгляда от грозного пришельца.
