— Я полагаю, что если бы Мари считала нужным, то сама бы вам рассказала. Но это, помимо прочего, не в ее характере, — глаза ее вдруг сверкнули, и она добавила: — Зато в моем. Господин Дарт настоял на ее досрочном окончании круиза. Их отношения всегда были довольно сложными. Мари согласилась, но поставила условие, что если вы приедете за ней, он не станет чинить препятствий вашим отношениям, — фройляйн поджала губы и с невозмутимым видом продолжила: — Вы, видимо, задержались немного. Она прождала вас несколько месяцев, хотя круиз давно был завершен. А когда стало очевидно, что вы не приедете, она решила угробить жизнь на эту чертову компанию.
Под взглядом возмущенной дамы Зимин чувствовал себя пятиклассником в кабинете директора. Он подумал о том, что Мари очень повезло. Рядом с ней преданный и искренне любящий ее человек. Требовать от нее объективности было бы наглостью. Михаилу показалось важным, чтобы именно эта женщина сменила гнев на милость.
— Фройляйн Зутер, вероятно, вы имеете основания полагать, что во всем произошедшем виноват лишь я один. Я, уверяю вас, не снимаю с себя вины. Но все, о чем вы только что сказали, было мне неизвестно.
— И вы очень правы, что не снимаете с себя вины! — безапелляционным тоном заявила фройляйн. — Позвольте вам напомнить, что вы старше. Но это не помешало вам воспользоваться ее неопытностью. И исчезнуть из ее жизни на пять лет. Я так и знала, что эта ее поездка в Россию ничем хорошим не закончится. Она приехала назад с тем же взглядом, что и тогда. Но только теперь она еще и курит!
«А вот это слишком!» — возмущенно подумал Зимин. Нет, не то, что Мари «теперь еще и курит». По словам экономки, он оказывался, мягко говоря, редкостной сволочью. Ничего себе, воспользовался…
— Видите ли, уважаемая фройляйн Зутер. Это не я, это она исчезла из моей жизни на пять лет, — Зимин не сдержался и повысил голос. — С чего вы все это взяли?
— Я знаю этого ребенка с четырех лет! — так же не сдержалась немка. — Я не хочу и не буду давать оценку тому, что произошло тогда между вами. Но когда ребенок плачет днями напролет, это всенепременно означает, что у него что-то болит!
— Дурдом какой-то! — буркнул Зимин по-русски, вскочил и стал ходить по кухне, пытаясь успокоиться. Терпение заканчивалось.
Узнать, что Маша плакала целыми днями, было больно. Но его уже несло.
— Ваш ребенок повел себя, как избалованная девчонка! Что ей мешало хотя бы раз позвонить и все объяснить? Про отца, про какие-то там условия… — Михаил заставил себя замолчать.
