— Как мы чувствовали себя сперва в Маньчжурии, господа? Ведь памятнее дней можно и не сыскать в некоторых наших послужных списках. Не так ли?
— Николай Николаевич, сказано хорошо. Только теперь у нас не послужные списки, а биографии.
— Не всё ли равно для нас, людей военных? Я вот свои самые первые бои помню ясно.
— Как вы там себя вели, мы знаем, Николай Николаевич, по вашим орденам. А вот что вы чувствовали поначалу, было бы интересно услышать.
— Извольте, расскажу.
— Мы все во внимании.
— Скажу сразу, что волнения, боязни — не было. Скорее, превалировало чувство обязанности, чему нас учили и воспитывали в военных училищах, в Николаевской академии Генштаба.
— Конечно, ведь вы были полковым командиром, человеком уже послужившим и немало повидавшим.
— Речь не только обо мне. Видел много раз, что всем хотелось отличиться в первом же бою за Отечество, показать себя храбрецом, быть примером своему солдату.
— Офицерская молодёжь во всех войнах остаётся такой. А как полковник Юденич чувствовал себя рядом с подпоручиками, которым и двадцати ещё не было зачастую?
— Могу сказать следующее: моё чувство в первых боях можно оценить одним словом — радость.
— Как радость, Николай Николаевич? Тебя будут убивать, а вы про радость говорите.
— Да, именно радость.
— Почему?
— Потому, что мы с полковыми офицерами из старших чувствовали, что наконец-то дождались того, к чему пол-жизни готовились. Ведь царскую армейскую службу мы любили, посвящали ей всё наше существо и помыслы.
— А какие ещё были чувства?
— Было и чувство любопытства: как это — вести настоящий бой, стрелять в живых людей, хоть и твоих врагов, убивать их?
— А в чём ваши офицеры, бойцы, вы сами в первых боях не сомневались?
— В том, что одолеем японцев в нашем первом бою, победам их — в том сомнений у нас не было...
Война в Маньчжурии шла своим чередом. Были бои, которыми бойцы 18-го стрелкового полка и их командир, Николай Николаевич Юденич, могли гордиться. Таким оказалось славное для них дело под Янсынтунем.
Стрелки после очередного марш-броска назад заняли позицию на окраине этого большого, вымершего на дни боев, Китайского селения. Солдаты укрывались в наскоро вырытых неглубоких окопах среди полей ещё не убранной чумизы[5] и гаоляна. В ротах не хватало солдатских лопаток, чтобы углубить окопы, соединить их в траншею, не было кирок, заступов. Поэтому приходилось порой ковырять землю штыками и выбрасывать её голыми руками.
