Мне стало тепло и уютно, как дома. И я перестал обращать внимания на взгляды, бросаемые водительницей в зеркало заднего вида. Аня произнесла несколько ничего не значащих фраз, я что-то ответил ей, тоже нечто незапоминающееся и весь путь до въезда на Крымский мост мы провели в согласном молчании.
Затем Аня стала подсказывать довезшей нас женщине как лучше добраться до места: пересечение Третьей Фрунзенской и Доватора. Она наклонилась вперед, иной раз подсказывая рукою направление, и краем глаза я заметил, что двуглавый дракончик с цепочки куда-то исчез.
Или мне так показалось. В тот миг как блеснула опустевшая цепочка, Аня застегивала куртку, поскольку путешествие наше подходило к концу. Едва машина остановилась, девушка открыла дверь и выбралась наружу. Получив деньги, женщина обернулась ко мне и медленно произнесла:
- Поосторожнее, молодой человек, - машина тотчас же стартовала с места и умчалась в сторону Комсомольского проспекта, унося с собой все прежние прожекты и решения, связанные с несостоявшейся встречей в Лефортово.
Аня подошла и взяла меня под руку.
- Тут недалеко, - сказала она, кивая в сторону домов довоенной постройки. - Вон в том дворе.
И повела меня к невысокой ограде, опоясывавшей дома. Я последовал за ней, а когда она ускорила шаг, поспешил перейти с адажио на аллегро, затем, едва мы прошли сквозь удобно расположенный проем в ограде на территорию двора, и на престо.
В еле ползущем лифте, шахта которого частично находилась в эркере в одной из стен дома, она позволили мне снова себя обнять; закрыв двери и нажимая кнопку, она прижалась ко мне всем телом и не оставила выбора. Когда лифт добрался до нужного этажа, я уже не думал ни о чем другом, кроме предстоящей миссии, к которой, чем ближе она становилась, относился все более скептически. И когда дверь, заскрипев, открылась пред нами, сначала внешняя, а, затем, и внутренняя, мне была предоставлена новая возможность, но воспользоваться ей и поцеловать Анну в бледные губы я отчего-то не смог.
Если она и заметила это, то лишь оттого, что я неожиданно замер в ее объятиях. А она требовала действий, ей нужно было спешить, и она спешила и торопливо стянула с меня шарф, и повесила черное пальто на плечики, и взяла за руку, и повела за собой в комнату, и захлопнула за мной дверь, отрезая пути к отступлению.
И я не противился более. Я принял ее нетерпение и ее страсть и постарался заразиться ею. До той минуты, пока за мною не закрылась дверь спальни, я не чувствовал ничего, кроме дружеского расположения и участия, теперь же, когда ее щеки пятнами порозовели, когда она протянула ко мне руки и позвала коснуться обнаженной груди, я не чувствовал вообще ничего.
