Из блокады | страница 40



Гул набата стих. На границе не стреляют, значит, в этот раз обошлось. Высокий мужчина говорит, что ничего страшного не случилось, в убежище идти не обязательно. "Это же Клыков, только без седины и морщин, на нём настоящая военная форма со звёздочками на плечах" - удивляюсь я-наблюдатель. Я-малыш тянусь ручонкой к блестящей кокарде. Лицо Клыкова, почему-то, стареет, красивая форма превращается в залатанный ватник. Мама идёт вслед за офицером, а у границы собираются люди. Они вооружены. Они готовы биться насмерть. Ещё нет Ограды, не лезут из леса хищные твари, это будет после. Сейчас опасность - ватажники. Их осталось мало, и беспокоят они редко, но всё же случается, от голодного отчаяния прут в Посёлок.

Три ряда колючей проволоки, несколько сторожевых вышек - на них люди Клыкова. Они готовы стрелять по всему, что движется, но сейчас опасности не видно. Хлопец лет десяти, застрявший в колючке, не выглядит опасным.

Мальчик замер, руки подняты, на чумазом лице дорожки слёз. Сквозь плач, как заклинание:

"...не стреляйте, дяденьки, не стреляйте, дяденьки, не стреляйте...".

"Стой, где стоишь, пацан, не шевелись", - кричат ему.

Люди режут "колючку", ведут мальчишку. Откуда ни возьмись - Терентьев. "Кто такой! как сюда попал! почему один! где родители!" - грозно вопрошает он. И тут я вижу - никакой это не мальчишка. Девочка. Измождённая, сильно испуганная, чумазая девчонка. Она сбивчиво, давясь рыданием, пытается объяснить: звать Олей, её семья укрылась от бандитов в лесу... там было много людей, со всех окрестных деревень... а после пришли страшные звери. Люди решили спасаться в Посёлке. Думали - здесь безопасно, только никто не дошёл. Оле повезло...

Люди перешёптываются, какие такие звери? Наверное, это бред испуганного ребёнка. Скоро узнаете! Ватажники будут вспоминаться, как милые проказники...

Мама прижимает девочку к себе, а Терентьеву говорит:

"Чего ты разорался? Напугал девчонку, ирод...".

И к Оле:

"Бедненькая, как же ты одна-то шла...".

Через неделю Терентьев, словно извиняясь за грубость, подарит Оле кривобокую деревянную куклу - он сам её неумело смастерит. А сейчас Хозяин, осёкшись на полуслове, с недоумением смотрит на маму. Девочка, взъерошилась, будто затравленный зверёк, и прильнула к тёте Лене, ища спасение от грубого мужчины. А потом наружу выплеснулся неудержимый плач.

"Голодная, небось, - говорит мама. - Пойдём".

Оля покорно идёт за нами. И тогда начинаю реветь я. Потому что детским умишком чувствую - мамины любовь и ласку, ранее предназначавшиеся мне одному, отныне придётся делить с этой пришлой...