Дядя Дима поджал губы, лицо сморщилось - печёное яблоко, а не лицо. Взгляд тускло-серых глаз кольнул, и уплыл в сторону. Потом вождь махнул рукой:
- Вышло как вышло, что было не поправишь... а другим урок будет - надо с тобой, это, не шутить.
- Меня-то вы зачем сюда привели? - задал я самый главный для себя вопрос. - Тоже для кровпивца?
- Кто есть кровопивец?
Я показал рукой на пожирающее Настёну растение.
- Странно ты его назвал: "кровопивец"... нет, тебе рано. Зачем спешить? Очень больно это, - сказал дядя Дима. - Поговорю с тобой немного, и решу... или отпущу, или не отпущу... Мне, это, здесь поговорить не с кем, здесь не любят говорить, они друг друга молча понимают... а мне, старому, как, значит, раньше, хочется языком помолоть. Идём, говорить будем.
Издали жильё дяди Димы показалось симпатичным; аккуратная избушка, сам бы в такой пожил. Но когда мы подошли ближе, она мне разонравилась. Щелястые стены, дыры между потемневшими брёвнами кое-как законопачены мхом, окошко не застеклено, а сено на крыше сопрело. Не хоромы, но, по сравнению с шалашами, которых в деревне множество - нормально. Внутри дом оказался ещё беднее, чем выглядел снаружи. Земляной пол, кое-где из него вылезла травка, в углу - крытая пятнистой шкурой неведомого зверя кучка сена; это, стало быть, ложе. А вместо табуреток два чурбака.
- Значит, дела такие, - сказал дядя Дима. - Значит, сейчас тебя накормим-напоим, а потом уж поразговариваем... Ты, это, имей в виду, бояться не надо, тебя не обидят. Поговорим, и домой уйдёшь. Понятно?
- Понятно, - кивнул я, а сам понадеялся: "вдруг не врёт, вдруг отпустит? Кто их, дикарей, знает?" Я, на всякий случай, поинтересовался: - Как же я дорогу-то найду?
- Ну, сюда как-то пришёл, и обратно как-то сумеешь... разве трудно? - съехидничал вождь.
Появился парень с большой, выдолбленной из дерева, миской в руках. Еда! Жареные на углях ломти сочного мяса исходят паром, а запах - сумасшедший! Переживания переживаниями, а желудок протяжно заурчал. Оказалось, и не тошнит меня, и голова уже почти не болит, зато есть хочется неимоверно; с ужина маковой росинки во рту не было. Выбрал я не слишком подгорелый кусок - сочно и мягко. Я не понял, какого зверя мы едим, а спросить не решился; вдруг, ответ окажется несовместимым с аппетитом?
- Ты, это, ешь не стесняйся, - проглотив мясо, сказал дядя Дима. Он кидал в рот кусок за куском, губы и подбородок лоснились от жира, горячие капли текли по ладоням. - Летом еды много, всем хватает. Вот зимой, это, зимой не хватает.
