– Мне плевать, поверишь ты мне или нет, – говорил Аксель, сооружая кляп. – Я – охотник, а твой доктор Оберг, скорее всего, одержимый. Он здесь отлично устроился – много доступных жертв, и его никто не заподозрит, потому что охотники редко обращают внимание на психушки. Можешь мне не верить, – повторил Аксель, заметив недоверчивое выражение на лице санитара. – Но если все-таки постараешься подумать, то до тебя дойдет, что поведение этого вашего доктора ненормально. Так что на твоем месте я бы не очень стремился доложить обо всем своему патрону. Потому что, когда ты ему расскажешь о моем «бреде», он-то поверит мне сразу. И ты ему перестанешь быть нужен. На твоем месте, после того, как выберешься, я бы постарался вообще к нему не приближаться. Но это твое дело. Мне плевать.
Аксель ушел, не утруждая себя прощанием. Необходимо было найти хоть какое-то оружие – дубинка в противостоянии с одержимым помочь не могла никоим образом.
И начались поиски оружия. Аксель планомерно обходил одну комнату за другой, но ничего подходящего найти не мог. Хуже было другое. Поначалу охотник не обращал внимания, но с каждой новой пустой палатой его все сильнее мучил вопрос – где все пациенты? Он и раньше не видел никого, кроме нескольких товарищей по несчастью в комнате с динамо-машиной, но списывал это на то, что больных держат в изоляции друг от друга. Однако теперь, заглядывая в пустые палаты, глядя на покрытые пылью койки, он все больше удивлялся. Аксель не знал, сколько точно должно быть пациентов в клинике, однако был совершенно уверен, что их не меньше нескольких сотен. Где все эти люди? Неужели они уже убиты?
Тишина только усиливала ощущения, возникающие в этом мрачном пустом здании, полном отголосков боли и отчаяния его постояльцев. Аксель старался не нарушать эту тишину, он двигался очень медленно и осторожно. Каждый раз, готовясь выйти из очередной осмотренной палаты, он подолгу прислушивался, прежде чем открыть дверь, опасаясь наткнуться на разъяренного одержимого. Неспешное передвижение и настороженность не способствовали душевному спокойствию. Вымотанный за последние дни, охотник все сильнее чувствовал тревогу. Мысли скакали как в горячке, в сознании возникали картинки издевательств, которые он пережил, находясь в клинике, тут же он начинал рассуждать о судьбе пропавших пациентов, через секунду ему казалось, что он слышит тихие шаги, отчего он подолгу замирал и вслушивался. Звуки шагов прекращались, но на смену им приходили стоны и крики. Аксель понимал, что, иссушенный долгим отсутствием сна и скудным питанием, измученный давлением мрачных эмоций, наполняющих здание, его мозг начинает галлюцинировать. Он встряхивал головой, пытаясь вернуть ясность разума, но через некоторое время начинал снова впадать в полусонное состояние, наполненное кошмаром. Охотник уже мечтал, чтобы что-нибудь произошло. Спустя несколько часов бессмысленного блуждания по коридорам и комнатам он начал подумывать о том, чтобы вернуться в начальную точку своего путешествия, найти оставленного санитара и допросить его еще раз. Не для того, чтобы выяснить еще какие-то подробности, Аксель не сомневался, что ничего существенного санитар ему не расскажет, а для того, чтобы услышать человеческий голос, увидеть человека, чтобы убедиться, что он не остался один в этой тюрьме. Остановила только мысль, что тот давно выбрался из своих ненадежных пут. Вместо этого охотник остановился в очередной палате и заставил себя поесть. Мерзлый, черствый после долгого нахождения в морозильной камере хлеб был безвкусным, создавалось ощущение, что он пережевывает что-то несъедобное, но юноша не обращал на это внимания. Проблем с водой не было. Во многих помещениях были краны, из которых текла вода, а однажды встретилась даже душевая, в которой, к удивлению охотника, была даже горячая вода. Юноша тогда не удержался и умылся, за что потом долго себя ругал, заметив, что оставляет мокрые следы. Впрочем, время прошло, он успел высохнуть, а его так и не нашли, так что он перестал об этом думать. Все-таки он, наверное, рано или поздно совершил бы какую-нибудь глупость, если бы не случай. Правда, назвать этот случай счастливым охотник не мог.
