.
К 1870 году доля старообрядцев составляла свыше 34% в бумаготкацкой промышленности Московской губернии и 75% — в Москве, а в шерстоткацкой — 63% в Москве, свыше 42% — в Московской губернии и 40% — по России в целом. В Калужской губернии старообрядцам принадлежало 90% фабричного бумаготкацкого, а во Владимирской — 37% прядильного производства. Вся торговля и промышленность Нижегородской и Ярославской губерний контролировалась староверами. В Западной Сибири большинство купцов второй половины XIX века вышли из старообрядческой среды, в Алтайском крае — 15%[42].
В общинах крестьян-староверов была самая высокая грамотность, из них в города уходили учиться у немцев будущие потомственные рабочие. Причем отличия наблюдались даже среди крепостных крестьян. Так, крепостные староверы Гомельской вотчины графа Румянцева в 30-е годы XIX века выделялись своей предприимчивостью: много из них вышло фабрикантов, мастеровых и торговцев. Помещики-староверы охотно переводили крестьян на оброк — фиксированный процент от самостоятельной хозяйственной деятельности, тогда как никониане в основном отбывали барщину, то есть обрабатывали барские земли. Зажиточность староверов и аккуратность их поселений настораживала обывателей: здесь что-то не так, «что-то нечисто». Не может же быть, чтобы русская деревня была чистой и непьяной, а дома в ней богатыми и красивыми.
Вот и Алеше Пешкову, будущему Максиму Горькому, дед втолковывал, что все крупные купцы Нижнего Новгорода — фальшивомонетчики, грабители и убийцы. Вполне возможно, что в неприязни Горького к капиталу было больше традиционной русской зависти и отношения к деньгам как к мировому злу, чем марксизма. Народное сознание допускало существование богатых бар: господам так положено. А успех простых людей мог быть только криминального свойства, потому что он недостижим. То же, веками скрепленное, социальное отторжение, что и сегодняшняя неприязнь к шуршащим по мостовым «мерседесам».
Преклонение перед начальством, безынициативность, рабская покорность, лень и пьянство — ничего этого и в помине не было у старообрядцев. Раскольники конституировали себя как особую общность. Не противопоставляя себя остальным, просто жили так, как считали нужным. Но именно таким образом жизни они отвергали социальную систему России, где «малые люди» якобы ничего не решают, а все в руках власти и родовой знати. Не в иерархии дело, а в сути человеческой, в том, насколько ты личность, насколько ты готов сохранять свою цельность и свои устои. Именно то, что сегодня мы назвали бы «меритократией»: избранными являются достойные люди. Калиброванные.
