– Художество свое показать, хитрости бойцовские.
Улан мотнул головой, невозмутимо пояснив:
– Куда ж мне с такими руками? Так в дороге затекли, что я их и не чувствую. Да и самому размяться желательно.
– Ништо, – «успокоил» его Иван Акинфич. – И запястья дам время размять, и самому попрыгать. Ну-ка, Ольха, развяжи.
– Одного аль обоих, – осведомился десятник.
– Да пущай обоих, – махнул рукой боярин и, пока Ольха распутывал тугие узлы, с ехидной усмешкой продолжил: – Вот токмо, боюсь, нечестный бой выйдет. Ратники-то мои в седле день-деньской тряслись, подустали изрядно, покамест ты в санях валялся. Потому мыслю, чтоб силушку уравнять, супротив тебя троих выставить.
Петр, не удержавшись, охнул. Боярин, довольно покосившись на него, выжидающе уставился на Улана.
– А если откажусь? – осведомился тот после короткого раздумья.
– Ну тогда они тебя чуток накажут, чтоб не кичился попусту. Да и побратиму твоему тож достанется на орехи, дабы вдругорядь язык не распускал, – откровенно заявил боярин и снова спросил: – Так как, согласный?
– О! Здравствуйте, таки я ваша дядя! – возмущенно всплеснул наконец-то освобожденными от пут руками Петр. – Это ж беспредел какой-то, иного и слова не подберешь. Форменное избиение, только в случае согласия разрешено оказывать мордобою сопротивление. И почему так мало – всего трое? Почему не весь десяток на нас двоих натравить? Валяй, выставляй всех разом, чего стесняться. Или совесть заговорила?
– Ну гляди, – прошипел Иван Акинфич. – Коль сами таковское восхотели, будет вам десяток, – и, указав Петру на место подле друга, кивнул остальным ратникам, чтоб присоединялись к троим…
– Ничего, ничего, Уланчик, – ободрил его Петр, выходя в центр утоптанной площадки. – Нас голыми руками за кожаный хобот не прихватить!
Поначалу бой выглядел как разминка. Дружинники атаковали медленно, лениво, как бы нехотя, поскольку в отличие от боярина немного стыдились своего явного перевеса. Да и не питали они враждебных чувств к странному татарину. Помощь Юрию Даниловичу, конечно, плохо, но отчасти это компенсировалось его неведением, а отчасти – продемонстрированным в деревне мастерством, кое не могли не оценить по достоинству люди ратного боя.
А уж про веселого говорливого брюнета и вовсе говорить нечего. Он, правда, тоже на русича не походил, уж больно темные волосы, да и нос с небольшой горбинкой – вылитый фрязин, но бить-то его за что? За то, что не побоялся вступиться за своего побратима и принять неравный бой?
