Мужчина сначала развернулся вполоборота, потом направился к своему пленнику и остановился ровно напротив.
— Долго на свете живу, — проговорил он вкрадчиво и старательно, но от этого его акцент не исчез и даже не смягчился. Джейми вообще стал подозревать, что господин не хочет хорошо разговаривать на английском принципиально, и совершено преднамеренно коверкает язык своих врагов. — Господь тебе заступился, значит, ты теперь мне надоешь. — Седовласый опять вернулся к окну. — Нужно что-нибудь придумать на тебя. Может, обменяем на наш человек, если капитан Рэндолл сказать да.
И после этих слов, даже не дав парню ответить или хоть как-то отреагировать по поводу своей судьбы, он подошёл к столу и позвонил в колокольчик. Произнёс какую-то фразу, обращаясь к вошедшему конвоиру, и Джейми опять вытолкали из библиотеки и повели по коридору.
Ему очень не хотелось возвращаться в свою «канализацию», но, к счастью, на втором этаже лестницы в башне они свернули в другую дверь и пошли по балкону главной залы теперь уже в обратном направлении. Его втолкнули в небольшую, но довольно чистую комнату с каменным полом, на котором в углу лежал вполне сносный матрац.
— А сразу сюда нельзя было? — сделал несколько шагов по комнате Джейми, прежде чем дверь за ним захлопнулась. Окошко на улицу, в котором он уже приготовился ждать фею, теперь было почти как у них дома в туалете только с внешней стороны его заковали в решётку.
«Прям размером с мамино зеркало», — первым делом подумал парень, только лишь пройдя в «апартаменты».
Стены каменные, холодные, но сухие. Даже камин предусмотрен, но, очевидно, с лета ещё не топлен. Джейми повздыхал, покряхтел, но делать нечего, снял с себя джинсы и принялся чистить засохшую грязь на боку.
«И как это у мамы так всё ловко получалось?» — бился он над оставшимся грязным пятном.
Ему очень хотелось завалиться сейчас на это матрац, но он боялся, что тот, вероятно, полон каких-нибудь насекомых восемнадцатого века, устойчивых к холоду. Фрейзер вспомнил о своей куртке с капюшоном, которую по пьяни порвал, зацепившись за железную кованую изгородь в парке Семи озёр.
«Дурак», — обругал он сам себя, хотя хотел сказать совсем не это.
Но всё-таки улёгся, подложив руку под голову, и… заплакал. Слёзы градом хлынули из глаз. Им овладевала сильная, непреодолимая тоска. Горькая и жгучая. Так захотелось сейчас, вот в эту самую минуту оказаться у себя дома. Да пусть даже и у дядюшки в замке. Да хоть у отца на работе или на занятиях Натана Шлейснера, его преподавателя по Мировому хозяйству. Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь отменил весь этот кошмар. Никто не видел слёз Джейми, и от этого делалось ещё тоскливей, и чувствовал он себя ещё более одиноко. Сейчас можно было забыть, что он вообще-то красавчик, да и вполне себе «крутой перец» и всех «вертел». Сейчас он остался парнем, которому «повезло» попасть в непонятную передрягу и избежать виселицы.
