— Каждая группа сидит в своем садке, как особая порода кроликов. Мы тут разводим только чистые линии, а вы знаете, что случилось с собаками колли в результате инбридинга? Носы у них вытягивались, а черепа суживались, пока все мозги не вылезли через уши. Ужасно, ужасно! А что делать? Все хотят есть, у всех семьи.
Настырный молодой человек остановил доктора Халбета.
Он был страшно возбужден. «Знаете чего?» — спросил он совсем по-детски.
— Чего? — осведомился Халбет.
— Никогда вам не догадаться, — сказал юноша.
— О чем? — спросил Халбет.
— Мы получили прибор, который может делать по шестьсот анализов в день! — глаза юноши сверкали.
— Очень мило. Доктор Фэрли — доктор Леттер. Доктор Леттер ведает у нас теоретическими изысканиями.
Я сказал: «Хелло!», и Леттер затарахтел:
— С помощью старого спектрографа мы еле-еле выжимали двести жалких анализов в день. Теперь мы дадим шестьсот! Какой материал! Какой материал!
— Очень мило, — повторил Халбет. — А не думаете ли вы, что можно добиться и тысячи! Это дало бы повод для чудненькой статейки!
Мысль о таком изобилии данных ошеломила Леттера, и он, бормоча что-то невнятное, побрел в сторону холла.
Халбет повернулся ко мне.
— Оборудование! Проклятое оборудование проклятой Научной Показухи! Всякий раз, как они садятся в галошу, они, начинают вопить о необходимости приобретения новых сложных машин и приборов, достаточно больших, чтобы за ними можно было спрятаться. — Я засмеялся.
— Не смейтесь! — сказал Халбет. — Именно таким путем мы получаем государственные заказы. Еще бы! Мощные циклотроны и компетентные люди, которые на них работают! Господи! Упаси нас от компетентности! Хоть бы одного чокнутого сюда! Прошлым летом я прочел им лекцию о роли индивидуальности в науке, так на следующий же день семеро из них явились в куртках яхтсменов! — Он привычно зажмурился и снова потащил меня в свой кабинет.
— А знаменитости у вас есть? — спросил я.
— По имени?
— Ну, пусть по имени.
— Ого! Вы думаете, доктор Фэрли, что у нас тут нет больших имен? — Я любовался письменным столом доктора Халбета: ни клочка бумаги, пепельница лежала, как лилия на безмятежной поверхности пруда. Он заметил мое любопытство.
— Моя секретарша прочла в «Форчуне», что большие шишки «там наверху» (она обожает это выражение «там наверху») всегда подтянуты и стараются производить впечатление ничего не делающих.
Пару лет назад, на собрании Совета директоров… Я ведь член Совета. Вам известно, что я глава Совета директоров научных исследовательских институтов? — Я сказал, что мне это известно, а он пробурчал, что польщен, так как, очевидно, не зря проработал сорок лет.
