– Ноль, – отсчитал искусственный голос бортовой навигационной системы.
– Поехали, – прошептал я и дал зажигание.
Искра от замкнутых проводов подожгла топливо в камере двигателя ракетоплана, три сопла под некрашеным пером хвоста покраснели, затем побелели, ферму подо мной затрясло, как тележку на мостовой, едва не сбрасывая с себя. Но ракетоплан уже оторвался от фермы и мгновенно и бесшумно исчез во тьме.
– Пять секунд – полет нормальный, – сообщил Илья.
Ну, я за вас дико рад, потому что сам я лечу вообще черт знает куда!
Ферму со мной верхом крутануло отдачей от старта вокруг аэростата по огромной крутой кривой, небо и Земля кувыркались вокруг меня, кишки прижало к зубам, и я безжалостно обблевал все внутри шлема.
Аэростат разорвало завернувшимися стропами, ферма, кувыркаясь, полетела прочь от медленно и тихо разлетавшегося на мелкие сверкающие куски серебряного шара, стремительно уходящего ввысь, в черное небо.
– Саша, ты там как? – обеспокоенный голос Климентии.
– Бгл! – ответил я, и только успешная работа отсосов, стремительно откачивавших жидкость из гермошлема, спасла меня от потрясающей перспективы захлебнуться в собственной желчи.
– Ты падаешь слишком быстро!
Еще бы! Подо мной трехсоткилограммовая ферма, и скафандр весит как два меня, и летим, как выпушенные из огромной пращи!
Я смог протянуть руки, точнее – инициировать двигатели сервоскелета, и отцепился от фермы. Только страховочный трос снять не успел – меня тут же сорвало и раскрутило. Ферму и меня разнесло в равновесную взаимно вращающуюся тросовую систему, летящую к Земле.
– Ты падаешь слишком быстро!
Трос вырвало из скафандра вместе с карабином и куском оболочки, и воздух изнутри мгновенно вылетел вместе с фонтаном герметизирующей жидкости. Поток кислорода из аварийного бака разогнал алый туман, застивший глаза, когда пробоина на груди заросла длинным уродливым полимерным полипом.
– Высота шестьдесят километров, быстро снижаешься. Замедляйся! Замедляйся!
Кажется, я должен что-то сделать, чтобы не падать так быстро. Кажется, я хотел раскинуть руки… выбросить первый вытяжной парашют на шестидесяти…
Последнее, что я слышал, были слова Ильи:
– Сто пятьдесят секунд – полет нормальный.
Выпустили меня через четыре года. Хорошее поведение, ходатайства общественных организаций, то да се. Сажали-то на пятнадцать… Не чаял выйти так скоро, признаюсь.
– Ну что ж, – сказал по-русски автопереводчик Хоакина Медузы. – Это было познавательно. Удачи во всех начинаниях, приятель.
