- Не стану вас удерживать, - отвечаю я таким тоном, будто это зависит от меня.
И мы расстаемся с вполне взаимной неприязнью.
- Мистер Питер? - услужливо спрашивает женщина в окошке администратора в "Аризоне". - Секретарь мистера Дрейка сказал, что вы будете жить у нас. Я вам дам номер двадцать второй, это и впрямь удобная комната.
Из ее слов мне становится ясно, что, во-первых, у шефа и без меня имеется секретарь, а во-вторых, что мое болгарское имя получило английскую транскрипцию. С этого дня вся Дрейк-стрит будет называть меня "мистер Питер".
Молодая женщина снимает ключ с доски и провожает меня в номер. Как и следовало ожидать, он находится на втором этаже и не представляет собой ничего особенного. Анонимная гостиничная комната со старомодной, сильно потертой мебелью, с видом на задымленные фасады Дрейк-стрит. Облик хозяйки как-то не вяжется ни с этим зданием, ни с этой улицей - не потому, что у нее массивная фигура без претензий на модную элегантность; но она излучает добродушие и очень услужлива - черты, не соответствующие здешнему образу жизни.
- Вы не могли бы послать кого-нибудь в аптеку? - говорю я, опуская чемодан в специальную стойку.
- А как же, мистер Питер! Я сама сбегаю, как только вернется мой брат. Вам и впрямь следует заняться своим лицом.
"Если бы только лицом!" - говорю я про себя и спохватываюсь: я забыл купить пижаму. Большой пропуск, если учесть, что в ближайшие дни я собираюсь главным образом валяться в постели.
- Кроме того, мне нужна пижама. Возьмите на размер больше, я не выношу тесных, как смирительные рубашки.
- Конечно, мистер Питер! Вы почти одного роста с моим братом.
- Я вам очень признателен, мисс... Извините, я не запомнил вашего имени...
Женщина смеется.
- Вы и не могли его запомнить, потому что я вам его не назвала. Здесь все называют меня Дорис.
- Я вам очень признателен, мисс Дорис, - говорю я, снимая с кровати плотное покрывало и устанавливая, что белье чистое.
Дорис выходит из комнаты. Только теперь я понимаю, что еле держусь на ногах. Приходится принимать меры. После многократного чередования холодного и горячего душа я оказываюсь в кровати. Удобная кровать в неудобной ситуации - не такая штука, чтобы ею можно было пренебречь.
Отдых и теплые заботы Дорис дают себя знать. Благодаря примочкам и компрессам раны затягиваются, а отеки спадают до такой степени, что я могу бриться.
И вот в понедельник утром я бреюсь, как всякий порядочный служащий в начале рабочей недели, надеваю белоснежную рубашку, скромный серый галстук с белым узором, облачаюсь в один из новых костюмов и как ясное солнце появляюсь на Дрейк-стрит, готовый к трудовым подвигам.
