Он снова сел, но головы уже не опускал. Вглядываясь в потолок, он строил следующие умозаключения:
Стало быть, таким будет его конец. Неизвестный преследователь заманил его в стальную коробку, но убивать сразу не станет, о нет! Он привел в действие механизм — вероятно, часовой, — который безостановочно, хоть и незаметно для глаза, опуская крышку коробки, в конце концов раздавит его, а потом расплющит. Что расплющит — ладно, он никогда и не стремился быть выпуклым. Но момент, когда его раздавит, приятным не будет, а еще менее приятны, все менее и менее приятны будут его последние минуты. Именно в этом и состояло коварство преследователя.
— Какая дьявольская точность, — подумал он, уже полулежа, поскольку сидеть как прежде уже не мог из-за недостатка места. — И никакой надежды.
— Почему никакой? — спросил его голос рассудка. — Это же механизм, а любой механизм может испортиться. Что-нибудь заест, контакт нарушится или ток выключат… Так что — подождем.
И с надеждой в сердце он лег плашмя, потому что потолок был уже близко-близко.
Ведь жил он в эпоху высочайшего совершенства, когда единственной надеждой была лишь надежда на то, что что-нибудь сломается.
>Краков, 12 февраля 2000.
Меня пригласили выступить с лекцией на космическую тему. Публики собралось довольно много. Я приветствовал собравшихся, выпил воды из графина и начал доказывать, что космос расширяется. Заняло это около трех часов. Доказав, я обратился к слушателям:
— Может, есть вопросы?
Невзрачный индивидуум в последнем ряду поднял руку.
— Прошу вас.
Индивидуум встал и спросил:
— Ну и что с того?
— Извините, но я не понял вопроса.
— Что с того, если космос расширяется?
— Мы можем сделать далеко идущий вывод. Это означает, что он не сокращается.
— А кто говорит, что сокращается?
— Существует школа, которая придерживается именно этого тезиса.
— Да? А если бы и сокращался, так что с того?
— Это бы означало, что он не расширяется.
— И что дальше?
— А то, что космос изменяется. Не расширяется, правда, но зато сокращается. Хотя, по моему убеждению, дело обстоит как раз наоборот.
— Да пусть бы и не изменялся. И тогда что?
— Что — что?
— Что с того, если он не расширяется и не сокращается?
— Прошу вас, подойдите поближе, тогда я вам все объясню.
Он подошел, и я стал его душить. Публика бросилась нас разнимать, но было уже поздно.
Отсидев положенный срок, я купил цветы и пошел на его могилу. За десять долгих лет у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, и я пришел к выводу, что он был прав.
