Поминки состоялись на Черри-Хинтон-роуд. Сестра Лайала угощала гостей сандвичами с сыром, чаем, кексами, виски и хересом. А Сидни воспользовался моментом, чтобы поговорить с женщиной, которую прежде не знал.
Алиса Лайал, теперь Баннерман, отличалась на удивление высоким ростом и изяществом. Вьющиеся золотисто-каштановые, как на портретах Тициана, волосы были зачесаны назад. Она могла бы приковать к себе всеобщее внимание, но старалась оставаться незаметной, то ли смущаясь, то ли устав от того, какое впечатление обычно производит на мужчин. У сестры своего бывшего мужа Алиса собиралась оставаться ровно столько, сколько требовали приличия, и Сидни понимал: если он хочет получить от нее информацию, то должен очень тщательно подбирать слова.
— Когда сюда переехали, я думала, мы будем жить здесь вечно, — начала Алиса. — Представляла, как дети будут ходить в Лиз-скул или Перс-скул, а я стану супругой преподавателя университета, одной из соломенных вдов, которые разъезжают по городу на велосипедах и воображают, будто принадлежат миру мужчин. И вот оказалось, что я стала просто чем-то вроде вдовы.
— У вас не было детей?
— От Вала нет, хотя вряд ли стоит удивляться. Потом я родила двух сыновей.
— Ваш муж не возражал против вашей поездки?
— Я не особенно сюда рвалась. Но раз была замужем за человеком, следовало постараться примириться с тем, что случилось. И в конце концов простить.
— А что, было много такого, за что мистера Лайала надо прощать?
— Каноник Чемберс, сейчас не время обсуждать мой неудавшийся первый брак.
— Прошу меня простить за бестактность.
Он сделал ударение на слове «простить», но Алиса Баннерман пропустила это мимо ушей.
— Не так-то просто состоять в браке с лгуном. Я рада, что в своем выступлении вы не упомянули об этом качестве покойного.
— Это было бы неуместно. Полагаю, вы намекаете…
— Ни для кого не секрет, что он предпочитал мальчиков.
— Все только подозревали. Это не одно и то же.
— В университете говорили об этом открыто!
— Мне неловко, что я вас расстроил.
— Напротив, я вам даже благодарна. Жалею, что повела себя с вами грубо. Выдался трудный день, и я ненавижу Кембридж. Спасибо, что отслужили мессу.
Сидни удивляло, что многие женщины чувствуют так же, как она.
— А ваш бывший муж?
— Ненавидел Кембридж? Не сомневаюсь, он его обожал.
— Здесь многим не нравится: трудно вести частную жизнь, где параллельно сосуществуют два мира — мир горожан и мир университета.
— Вот именно, каноник Чемберс, тут царит иерархия этикета и главенствует свод социальных установок.
