- Ничего не поделаешь, - вздохнула Либби. - Это конец. Поражены и мозг и периферическая нервная система.
- Чем? - спросил я, чувствуя, как у меня пересохло в горле. - Чем поражены?
- Воздушными загрязнениями. Она ходила без маски. Так долго не протянешь. - Она многозначительно поглядела на меня, потом начала искать что-то в своем саквояже. Наполнив шприц, она приподняла руку женщины и ловко всадила иглу.
Руки женщины перестали биться, голова откинулась в сторону, глаза погасли.
- Что это был за укол, Либби? - спросил я. У меня мороз пробежал по коже.
- Смертельная доза, - сухо ответила Либби.
Она поднялась, двое санитаров подошли к женщине, сложили ей руки на груди, положили ее на тележку и увезли.
- Смертельная? - переспросил я. - Либби, ты хочешь сказать...
- Да. Смертельная.
- Но как ты... как ты могла?
- Это входит в мои обязанности, - ответила Либби. - Не думаешь ли ты, что в больницах хватает мест для неизлечимых?
- Я, конечно, понимаю. Но как ты могла...
- Тебе что, предъявить разрешение? - спросила она, нервно рассмеявшись, и вдруг опустилась на стул.
- Послушай, - сказала она, - я креплюсь, как могу. Я знаю, что должна это делать. А теперь являешься ты, и я из-за тебя опять все это переживаю, как десять лет назад...
Слезы потекли у нее между пальцев.
- Пожалуйста, прости меня, - взмолился я. - Я просто плохо ориентируюсь... Тут все так переменилось... Пойдем отсюда!
- Пойдем, - ответила Либби, сердито вытирая глаза. Мы поспешили к двери. Воздух, насыщенный серой, впился нам в глаза, и мы оба надели маски.
- Послушай, давай пойдем в подземный ресторан.
Мы зашли в маленький, уютный зал и сели у окна. Столы были накрыты красными скатертями, а на окне колыхалась клетчатая занавеска. Мы набрали свой заказ по автомату, но разносили еду смазливые официантки с длинными острыми ушами и маскарадными хвостами. И я потратил остаток своих спецталонов на аляскинскую клубнику к кофе.
Состав Комитета по Орлам был более чем странным. В него вошел один политик, один бизнесмен - владелец заводов искусственных деревьев, три университетских деятеля, и всего один-единственный орнитолог и вообще один-единственный биолог - я! И когда я шел по коридору в зал, отведенный для заседания, меня одолело такое острое предчувствие грядущего провала, что пришлось остановиться возле автомата с водой и принять несколько успокаивающих таблеток. К счастью, мне вспомнился профессор Стэдмен, и это меня несколько ободрило: в конце концов, я всегда могу обратиться к нему за поддержкой и советом...
