Сделав несколько шагов вперёд, Пиний передал Муссун-заде красную сафьяновую папку с переведёнными копиями сообщений конфидентов «Тайной экспедиции».
Великий везир, быстро переворачивая хрустящие листы, щуря глаза, просмотрел бумаги, захлопнул папку.
— Здесь нет ни одной подписи... Кто эти очевидцы?
— Я не имею полномочий назвать их имена, — жёстко ответил Обресков. — Но вы можете поверить, что всё написанное — истинная правда.
— А я намерен верить балтскому каймакаму, нежели вашим неведомым писакам!
Дальнейшие объяснения и взаимные упрёки ни к чему не привели — каждый стоял на своём.
— Мне поручено довести до сведения его светлости султана подлинное толкование случившегося в Балте происшествия, — сухо произнёс Обресков, поднимаясь со стула. — Я представил вам необходимые документы. А теперь позвольте откланяться.
Не дожидаясь ответа Муссун-заде, он легко кивнул головой, обряженной в длинный коричневый парик, и вышел за двери...
После столь решительного демарша резидента, продемонстрировавшего великому везиру, что Россия не признает за собой никакой вины, турки поумерили пыл и на неделю оставили Обрескова в покое. Но затем в его доме снова появился чиновник, объявивший, что господина резидента вызывает на аудиенцию рейс-эфенди Осман.
Полагая, что тот опять заведёт разговор о Балте, Алексей Михайлович прибыл в сераль с твёрдым намерением не уступать турецким домогательствам. Однако рейс-эфенди о Балте даже не упомянул, чем немало удивил тайного советника. Но зато он в резкой форме потребовал немедленно удалить все русские войска от северных границ Порты и вывести их из польских земель. И пригрозил, заканчивая свою речь:
— В случае невыполнения султанского условия Блистательная Порта будет вынуждена подвести к границам своё войско!
— Это зачем же? — насторожился Обресков.
— Для охранения их от вторжения вашей армии, — ответил Осман.
Обресков тягуче посмотрел на рейс-эфенди. Настроенный на долгий диалог, Алексей Михайлович только сейчас сообразил, что аудиенция будет короткой, ибо Осман имеет чёткие указания, что следует сказать российскому резиденту, и все рассуждения и призывы к здравому смыслу в данный момент никак не повлияют на ситуацию. Тем не менее он молвил со вздохом:
— Я с сожалением примечаю, что вы прилагаете изрядные усилия для ухудшения отношений между нашими империями. Необоснованные подозрения, коими вы обильно начиняете каждую аудиенцию, вызывают у меня опасение, что Порта намеренно старается очернить Россию, дабы представить её перед всем светом коварной клятвопреступницей... Подумайте, разумно ли сие? Какая от этого вам корысть?
