— Ты уже на работу? — спросила я.
— Да, — ответил он, помедлив. — Сначала на работу. — Папа легко приподнял меня, заглянув в глаза, улыбнулся, сказал: — Проследи, чтобы Серёжа проглотил все лекарства и хорошо поел. Договорились?
— Договорились! — На душе у меня стало легко и радостно: отец прежний — весёлый, сильный, уверенный. Значит, все у нас хорошо. — Договорились, папа!
— Беги! — Он опустил меня на землю и легонько шлёпнул по попке.
И я припустилась вприпрыжку к ступеням нашего подъезда, даже не оглянувшись.
Никакого дурного предчувствия не было у меня. Господи, Господи! Никакого дурного предчувствия!..
25 июня 1937 года
Галина Семёновна Лакова (8 часов 40 минут утра). Рабочий день в Наркомате здравоохранения начинался в девять часов. Я всегда приходила в восемь — к этому часу обычно приезжал Григорий Наумович, и я, секретарь наркома, сразу могла ему понадобиться — обычно оставались какие-то незавершённые дела от минувшего дня, или он мне давал неотложные поручения на день начинающийся, чаще всего — на первую его половину.
Придя на работу, я ставила на электрическую плитку чайник, потом заваривала крепкий чай, остро отачивала карандаши, открывала свой блокнот на чистом листе бумаги. И ждала...
Появлялся Григорий Наумович, всегда бодрый, энергичный, подтянутый, всегда чисто выбритый.
— Доброе утро, Галина Семёновна! — говорил он и тут же добавлял: — Начнём, пожалуй!
— Доброе утро, Григорий Наумович, — отвечала я и ставила перед ним стакан крепкого ароматного чаю.
А в то утро его всё не было и не было. Я уже начала волноваться. Половина девятого. Всё деловые встречи отложены: Григорий Наумович — участник Пленума ЦК партии, который работает в Кремле. Только почта — я уже приготовила папку. Будут, конечно, распоряжения: кому и по какому делу позвонить.
Чайник остыл, и я поставила его на плитку.
Наконец за дверью знакомые грузные шаги.
Вошёл Григорий Наумович. Я быстро, машинально взглянула на часы — было без двадцати девять.
— Доброе утро, Галина Семёновна! Начнём, пожалуй!
Он, не взглянув на меня, не улыбнувшись, как всегда, — и это было непостижимо! — прошёл в свой кабинет. Я — за ним, со стаканом чаю.
Обычно Каминский или диктовал мне, или говорил о том, что следует сделать, прохаживаясь по кабинету.
На этот раз он сел за свой большой письменный стол, стал выдвигать ящики.
— Вот что, Галина Семёновна...
Теперь, за давностью лет — пол века минуло! — я, конечно же, не вспомню детали, что и как. Суть, только суть: Григорий Наумович подробно, скрупулёзно говорил мне и показывал, в каком ящике, в какой последовательности лежат дела, документы, переписка. Что самое неотложное...
