— Хи-хи-хи! — смеялась высоким, пискливым голосом девица Лапшанская. — Это правда или вы придумали?
— Сущая правда, ей-богу. Хотите, завтра я вам принесу почитать? Я эту статейку вырезал, — говорил водитель, повернувшись к Лапшанской.
— Послушай, друг, время от времени смотри и на дорогу, а то еще и впрямь кувырнемся, — предупредил его Славик.
— Это правда, пан режиссер? — обратилась к нему Лапшанская.
— Что?
— Ну про этих соболей.
— Про соболей? Боюсь, некоторое время я вас не слушал.
— Янко мне сказал одну вещь… — Лапшанская опять захихикала и прикрыла рот ладонью. — Мне даже стыдно повторить.
Славик удивленно посмотрел на нее. Янко? Так доверительно она еще никогда не называла водителя. Ну и ну, эта женщина внезапно стала совсем другим человеком. Куда-то исчезла ужасная стародевичья скованность, словно она сбросила с себя тесный корсет.
— О чем речь? — поинтересовался он, и раскрасневшаяся Лапшанская возбужденно выпалила:
— Я спросила у Янко, кем бы он хотел быть, если б родился наново, и он мне сказал — соболем.
— Или выдрой, — добавил водитель, давясь от смеха.
— Не пойму, что здесь такого смешного… — пожал плечами Славик.
— Хи-хи-хи, вот именно. Я и то не очень-то поняла сначала. Но Янко говорит, что якобы научно доказано, что выдрам и соболям для полного удовлетворения нужно не менее восьми часов коитуса, то есть ровно столько, сколько и его любовнице. Жуткая мерзость, правда?
Лапшанская буквально заходилась, смакуя эту «мерзость». Она вцепилась в него глазами, а он почти не узнавал ее лица, преображенного вульгарной похотливостью. Сейчас она спросит меня, сколько времени нужно для этого моей жене, подумал он с мрачным ясновидением и вдруг торопливо постучал водителя по плечу:
— Яно, будь любезен, притормози здесь, ладно?
— Что так? Я подвезу вас к дому, до Маркушевой — рукой подать. Мы ведь уже на Шафке,[14] чего там…
— Нет, не надо, заскочу к матери.
— Кой черт скакать, я же могу вас подвезти. Где она живет?
— Тут, недалеко, на Дунайской. Останови, хоть малость разомну кости.
— Ну что ж, вольному воля. — Водитель резко затормозил. — Бросаете меня в беде, — сказал он укоризненно. — Один храпит, точно целый день таскал в порту картошку, а другая порет чушь, будто шарахнула литр шнапса. Спокойной ночи.
— Спокойной… — сказал Славик и вышел из машины.
Хотя для столь позднего часа жара на улице стояла просто несусветная, по сравнению с духотой и неприятным запахом пота в машине, снаружи было все-таки намного свежее. Он глубоко вдохнул в себя чистого братиславского смога, концентрация которого — как недавно сообщали в «Вечернике»
