— Тайга горит! — сказал Анфиса.
— Почему ты это думаешь? — спросил без всякого интереса, лишь бы задержать подольше чем-нибудь девушку, Косаговский.
— Чуешь, дымком припахивает? Я-то уж научилась различать. У нас каждо лето, почитай, вокруг города леса горят. Палят палы, ну и запустят ненароком в тайгу.
Анфиса вскинула вдруг тревожно голову и прислушалась. Косаговскому тоже послышалось, что под чьими-то ногами шуршит трава. И вдруг где-то рядом затрещали сучья. Анфиса вскрикнула испуганно и побежала. Белые ее рукава, как лебединые крылья, трепетали в тенетах утреннего тумана.
Косаговский обернулся порывисто. В двух шагах, отстраняя упрямо лезущие в лицо ветви, стояли Раттнер и Птуха.
2
— Ишь, бабий идолопоклонник! — с веселой укоризной сказал Птуха. — Мы все пятки обтопали, его искавши, а он здесь посадничьей дочке шары вкручивает.
— Какой посадничьей дочке? — смутился Косагоеокий. — Чего ты болтаешь, Федор?
— Да я же собственноручно видел, что это Анфиса была. Нечего уж теперь отнекиваться.
— А в чем дело? — окончательно смешался летчик. — Зачем я вам понадобился?
Раттнер, рассеянно играя веткой, сказал значительно:
— Дело серьезное, Илья! Здесь появился Памфил Трясоголовый.
— Какой Памфил Трясоголовый? — удивился Косаговский.
И вдруг вспомнил: облитый зловещим светом отраженного солнца, красный, как упырь, стоит человек с маленькой трясущейся головкой на плечах непомерной ширины.
— Иркутский юродивый?
— Он такой же юродивый, как я или ты! — сказал Раттнер.
— Но как же он попал сюда? — спросил летчик.
Раттнер пожал плечами.
— Об этом-то мы и хотим сообща потолковать. Но сначала зададим-ка отсюда лататы. Не затравил бы нас посадник собаками. Я предлагаю спуститься к озеру и там, на бережку, не опасаясь агентов Дьячьей избы, обсудить создавшееся положение.
— А кто же видел Памфила? — обратился Косаговский к Раттнеру. — Ты?
— Ни я, ни Птуха! А видел его поп Фома, которому он поручил передать записку дьяку Кологривову.
— Записку? Кологривову? Памфил Трясоголовый? — удивлялся Косаговский. — А нет ли здесь, товарищи, какой-нибудь ошибки?
— Не может быть ошибки! — заверил его Раттнер. — Халтурный поп в таких подробностях описал Птухе наружность Памфила, что сомнений быть не может! Впрочем, Федор расскажет тебе, как дело было!
Косаговский посмотрел ожидающе на Птуху.
— Ось як дило было! — сплюнул, приготовляясь к длительному рассказу, Птуха. — Вчерась утречком вышел я с удочкой сюда, на бережок. Окунь, стервец, утречком лихо берет! Глядь, а он и пылит вдоль да по бережку.
